Засыпаю только под утро, и тут же мерзко прерывисто пищит электронный будильник. С трудом выбираюсь из постели и, покачиваясь, плетусь в душ. Холодная вода и горячий кофе заставляют сделать вывод, что я еще жив. Даже тупая боль в затылке постепенно проходит.
Я оживаю настолько, что решаю ехать в Амстердам. В принципе в этом нет особой необходимости, более того, подобный вояж просто не имеет смысла. Однако каждый человек имеет право устроить себе небольшой праздник, особенно если такая возможность появляется после долгого периода неудач и провалов. Наконец, ближайший рейс в Москву — сегодня, так что если удастся взять билет, то сам Бог велел побывать сегодня в центре Амстердама.
Это намерение укрепляется после того, как утром я действительно обнаруживаю в газете небольшую информацию о запросе Ханса по поводу вчерашней газетной статьи. Других откликов нет, но это и не страшно. Хочется верить, что и другие заинтересованные лица не преминули обратить внимание на мое скромное творение, которое, кстати, вышло под именем Якоба. Что ж, есть люди, участь которых — всю жизнь оставаться в тени. Более того, пребывание в тени для них является условием выживания.
Стоит только чуть-чуть высунуться на свет, и вот на тебе, проблем больше, чем надо.
Приняв окончательное решение, иду в ближайшее из многочисленных туристических агентств. На этот раз мне ничего не приходится изобретать и валять дурака для сторонних зрителей за витриной. Мне повезло: молодая белокурая красавица в зеленом пиджаке с блестящими пуговицами быстро находит для меня место на сегодняшний рейс в Москву. Вот и все, путешествие подходит к завершению.
Принимаю душ и укладываю в сумку те немногочисленные пожитки, что мне удалось вынести из гостиницы. Туда же втискиваю и компьютер. Оглядев комнату, прихожу к выводу, что сборы, едва начавшись, уже практически завершились. Долгих прощаний тоже не предвидится. Как бы ни был я доволен результатами своих усилий в последи не дни, обзванивать знакомых я не собираюсь. От визита в гости ни ну я тоже вынужден воздержаться. С официальными лицами института я смогу связаться и по возвращении в Москву.
Смотрю на часы. Еще только около двенадцати, и я отправляюсь на прощальный обед в тот ресторан, где часто бывал с Джой.
Наше обычное место у окна занято, и я устраиваюсь в глубине зала, у стены под навесом второго яруса. Как и тогда, белое вино и рыба, и потом — кофе. Я курю и вспоминаю все, что произошло за последние недели: сумбурную путаницу смешного и страшного, тихой нежной любви и отвратительной в своем безобразии смерти. Многого я никогда не узнаю, в том числе и то, за что убили Джой. Хотел ли Ван Айхен только напугать меня? Наказать за что-то ее?
Все это осталось в прошлом, но у меня надолго сохранится щемящая тяга к людям, которые мне помогли и которых я по многим причинам никогда не увижу. И еще будут преследовать строки Константина Симонова:
Забрав из квартиры вещи, запираю дверь и спускаюсь на удину. Хозяина моего дома нет, обычно в этот час он холит в магазин за продуктами. Некоторое время стою у открытой машины, не зная, ехать до вокзала или пройтись пешком. Идти полчаса, но поклажа невелика, а в следующий раз в этот город и эту страну я вряд ли скоро попаду.
Размышляя, не перестаю автоматически фиксировать все происходящее на улице. Ничего необычного, если не считать бесшумно проехавшего большого серого «БМВ». Такого класса машины нечасто заезжают в наш скромный квартал. Сдается, совсем недавно я где-то видел этот автомобиль. Мне требуется не больше нескольких секунд, чтобы вспомнить, где именно это было — на набережной в Амстердаме, когда за мной неудачно следил негр-оборванец. Сразу после этого открытия я торопливо ныряю в свою девятку.
Неподалеку от «БМВ» останавливается небольшой зеленый «ситроен». Молодые парень и девушка в нем сразу же начинают увлеченно целоваться. Они предаются этому занятию настолько самозабвенно, что я без колебаний вычеркиваю их из числа подозреваемых в принадлежности к организации Ван Айхена.
Оправив на себе пиджаки и осмотревшись по сторонам, трое молодых людей, выбравшихся из «БМВ», неторопливо направляются к дому, который я только что покинул. Пока двое из них с безразличным видом оглядывают улицу, третий жмет кнопку звонка и, не дождавшись ответа, начинает копаться в замочной скважине. Еще через полминуты все трое исчезают в доме. А я сижу в машине, разрываясь между христианской любовью к ближнему и неукротимым стремлением благоразумно смотаться отсюда со скоростью, какую только может развить «девятка» с хорошо отрегулированным мотором.