После месяца регулярных обсуждений эти товарищи были включены в ядро восстановления. Это был очень важный вклад, потому что все они были политическими кадрами, работавшими в революционном движении с 1968 года – им не хватало только военно-политической подготовки, но это было делом нескольких месяцев. Кроме того, они принесли с собой логистическую сеть и, прежде всего, контакты с местными и международными антиимпериалистическими организациями.
Каскетт часто посещал различные автономные кружки в столице, как «за», так и «против». Но поскольку он ничего не рассказывал, никто не подозревал, что он принадлежит к партизанам. Когда мы рассказали ему о нашем намерении укрепить АД военной группой, он сказал нам, что три или четыре автономные группы будут готовы присоединиться к АД непосредственно на вооруженном уровне. Товарищ, приехавший с юга, также предложил свои кандидатуры.
Таким образом, независимо от того, обращались ли мы к рядовым рабочим группам, определенным политическим организациям или автономной молодежи, мы видели возможность развиваться. Впервые со времен «Нового сопротивления» и более решительным образом, чем в 1972–1973 годах, партизанщина могла утвердиться на этой территории и перерасти в массовое движение. Период 1979–1981 годов оказался решающим. Десятки групп были готовы сделать этот шаг. К сожалению, с одной стороны, наша организация не была готова направить эту антагонистическую решимость – хотя бы из-за отсутствия опытных боевиков и ограниченности нашей организационной структуры. С другой стороны, промежуточные кадры движения отказались перейти к вооруженной борьбе, окончательно замкнувшись на практике спонтанных групп или «критической» поддержке Общей программы.
Тем не менее, нам удалось интегрировать в организацию группу, состоящую из трех или четырех вооруженных боевиков (один из которых находился в розыске), связанных с небольшой группой поддержки из семи или восьми боевиков, включая Жоэль Оброн. Мы назвали ее «Лафайет» после перестрелки с полицией несколькими неделями ранее перед зданием BNP на улице Лафайет.
Мы встречались в кафе в 20-м округе, вокруг площади Реюньон и Пэр-Лашез. Первые встречи были немного хаотичными. Молодые, отлитые в форму самого спонтанного автономного движения, их политизация сводилась к выдержкам из анархо-коммунистических текстов и нескольким лейтмотивам, которыми они разбрасывались, чтобы увеличить свой вес на переговорах. Но они, несомненно, прошли военную подготовку. Некоторые из них действовали с оружием в руках в течение одного-двух лет. Они были хорошо экипированы и серьезно готовились.
Их представитель, «Самуэль», был умным и открытым активистом. Как и многие спонтехи, он сначала видел нас через призму авторитарной иерархии: «Есть вожди, подвожди, маленькие вожди и боевики». Позже он признал, что ошибался, отметив, что в группе было больше свободного обсуждения совместных операций и политической деятельности в целом, чем в группах spontex, в которых он участвовал – что не было слишком большой проблемой.
Отказываясь от организации, то есть, прежде всего, от организации совместного выполнения задач, от организации усилий каждого для достижения одной цели, от организации политизации коллектива и т. д., некоторые группы впадают в клановость, где право голоса имеют только самые убежденные, самые громкие, самые старые. А клановый авторитаризм – который проникает в самую суть отношений между боевиками – всегда более иерархичен, чем в революционной ячейке.
Мы достигли нашей первой цели менее чем за два месяца. Мы воссоздали организационное ядро, относительно независимое от старой структуры: дюжина уже подготовленных вооруженных боевиков, четыре или пять в процессе обучения, и столько же товарищей в группе материально-технического обеспечения в Париже. Второй круг» был расширен за пределы старых сетей, в сторону захваченных домов 20-го и 13-го округов, в сторону антиимпериалистических групп и других бывших маоистских и троцкистских секторов.
Поскольку эта реструктуризация оставалась хрупкой, несмотря ни на что, мы строго придерживались очень краткосрочных целей: возобновить наше наступление тремя-четырьмя акциями, а затем изучить возможность выезда за границу, чтобы подготовить настоящий «конгресс» всех сетей и ближайших групп.
Мы жили в то время в районе улицы Розье, в небольшой квартире над синагогой на улице Экуф. Из наших окон открывался вид на огромную светящуюся Звезду Давида с ее купола. Мы влились в атмосферу этого все еще популярного района центрального Парижа. Перед вестибюлями огромные матроны расставляли стулья, чтобы составить друг другу компанию. Люди разговаривали друг с другом в окнах. Мы сделали покупки у знаменитого бакалейщика, который покрыл свой магазин галопирующей прозой, на стенах, на окнах, на маленьких шиферах, свисающих с потолка. Мы брали фрукты у стариков, которые незаметно устанавливали два-три ящика под дверями карет.