Парижский паркур

– Ну вот! – обиженно сказала Ника. – Я тоже хочу прославиться!

Хотя она говорила по-русски, Жером понял ее и поспешил заверить, что с удовольствием снимет ее для экспозиции следующей недели. Она будет посвящена космическим монстрам.

– No, thanks, – поморщилась Ника, а мне сказала: – Я без пяти минут актриса. Не хочу портить репутацию фотографиями для сомнительной экспозиции.

Жером отвел меня в комнату для персонала, сделал несколько снимков, восхищенно щелкая языком. Не потому, что я красавица, а потому что как две капли воды походила на старую француженку с какими-то особыми генами.

В благодарность Жером подарил нам два билета в кинотеатр на фильм «Хаббл», о космическом телескопе. Еще он попросил Никин телефон, сказав, что она самая красивая девушка в этом музее, и оставил ей свой номер.

Ника гордо задрала нос, а я испытала облегчение – даже если он сказал это ей в утешение, то слова подействовали. Ника ему поверила, а значит, не расстроится, что сфотографировали меня, а не ее, и лишнего стресса не будет. Я ни на секунду не забывала, что должна беречь подругу от стрессов.

Когда Жером провожал нас по проходу мимо прудиков с прожекторами-курицами, я все мысленно радовалась, что история с оборотнем закончена, да еще и таким славным образом.

Правда, я так и не поняла, почему я роняла вещи в его присутствии. Может, когда-нибудь пойму?

Фильм оказался скучным. Он был не о самом телескопе, а о космонавтах, и вскоре смотреть, как они ме-е-едленно натягивают свои костюмы, надоело. Я достала рисунок.

– Я сегодня спросила про него у хозяйки кафе. Но она сказала, что у них нет никакого мальчика.

– А ты его точно видела?

– А как бы я тогда рисовала?

– Тогда она врет! Погоди. На нем же белая футболка! Я тебе говорила, она не для себя эти вещи покупала! Значит...

– Значит, они его скрывают, – прошептала я. – Вот почему он плакал.

– Нам надо добыть его фото! – возбужденно сказала Ника. – Давай, как вернемся, попробуем проникнуть в кафе с черного хода?

– А если там эта тетка?

– Прикинемся дурочками! Нам главное – успеть увидеть мальчика. А лучше бы сфоткать. Тогда можно было бы в полицию идти.

У меня пикнул телефон. Сообщение от Ботаника. «Это женское вьетнамское имя. Суонг».

– Вау, – сказала Ника, – зачем же он женское имя там нацарапал?

– Еще одна загадка! Поехали домой, а?

Мы вскочили и стали пробираться к выходу, а на нас шикали окружающие, которым нравилось смотреть на медленно плавающих по космической станции людей в скафандрах.

Глава 13, в которой у меня случилось довольно странное знакомство с собором Сакре-Кер

На двери кафе висела табличка «Fermé», и мы даже без разговорника поняли, что это значит «закрыто». Ну и ладно, нам все равно надо было к черному ходу.

– Вот, я свалилась в этот бак, а он вышел из этой двери. Погоди...

Я подбежала к стене за баком. Иероглифов там не было!

– Ника, – пробормотала я, пятясь, – клянусь тебе...

– У нас же фотка есть, – откликнулась она, – и к тому же этот кирпич гораздо чище других. На нем белеет пятно. Значит, с него что-то смывали или счищали.

– Значит, они смыли.

Ника подошла к двери и тихонько постучала.

– Телефон приготовь, – скомандовала она, – если он сейчас выглянет – щелкаем. Если удастся, потащим его за собой. Если нет – покажем фото полиции.

На ее стук никто не ответил. Она постучала посильнее. За дверью послышался какой-то звук.

Я сжала в руках телефон.

Дверь распахнулась, и к нам вышел охранник кафе.

– Qu’est-ce que vous voulez? – спросил недовольно он. – Nous sommes fermés![55]

– Там кто-то есть, – прошептала Ника, глядя за его спину.

Он вышел к нам, захлопнув за собой дверь и скрестив на груди руки.

– Я отвлеку его, Гайка, от двери, – торопливо сказала Ника, – скажу, что у меня есть кое-что важное для него, отведу от двери, а ты забегай и хватай ребенка. Или фотографируй. Надо по-любому внутрь забраться.

Она улыбнулась и защебетала что-то по-французски. Но он лишь холодно посмотрел на нее. Ее улыбка стала отчаянной, она вдруг подошла и схватила его за руку, потянув за собой.

– Ника, не надо...

Охранник выдернул руку и повторил, растягивая слово по буквам, словно мы были идиотки:

– Fermé.

А перед тем, как захлопнуть дверь, процедил:

– Go to your maman!

Типа, «бегите к мамочке, детки!» Вот и сфотографировали.

– Слушай, – сказала я, – а давай постучимся в соседний подъезд? Вдруг кто-то из людей что-то видел.

Однако подъезд был закрыт. Рядом висела табличка с двумя именами. Я позвонила в первую квартиру. Там ответил визгливый женский голос. Было слышно, как плакал ребенок. Женщина коротко ответила, что не говорит по-английски, и повесила трубку. Тогда я позвонила в квартиру, где, если верить табличке, жила мадам Григорович.

– Хеллоу, – начала я, но мадам Григорович вдруг перебила меня с мягким акцентом:

– Дефочки... Уходите... Это отшень опасно... Отшень...

Она повесила трубку. Я глянула в окно над кафе. Там стояла пожилая женщина в очках. Увидев меня, она отпрянула и задернула занавеску.

Значит, слышала нашу перепалку с охранником.