Парижский РоялистЪ

“Боже ж мой! Так я ему адрес не сказал! Куда он меня везет? А если в лес с целью ограбления или что похуже?” – мысли Жданского проносились в голове, со скоростью болида “Формула-1”, но гораздо медленнее, чем гнал Ашот, временами подпрыгивая в такт ямам на дороге.

– Адрес, брат! Или дорогу покажешь? – словно в ответ на его мысли, произнес золотозубый возница.

– Аноскопический[46] переулок, дом 12. – ответил Евстахий.

– Ас-кона-пичефский дуэнаццат! – немедленно начал диалог с навигатором водитель.

– Ошибка, адрес не найден. – пискнул тот.

– Ассноскапицески дуэнаццат! – повторил таксист.

– Ошибка, адрес не существует. – не сдавалось устройство.

– АНОСКАПИПИЧЕСКЫЙ ДУЭНАЦАТ!!! – рявкнул извозчик, теряя самообладание и изображая противоракетный маневр рулем.

– Ошибка, адрес не найден. – издевательски пискнул навигатор.

– Трахкши ква![47] – Золотозубый выругался и стукнул кулаком по крыше салона. – Прости, брат, программа не работает. Говори куда ехать!

Евстахий на секунду призадумался, а потом тряхнул головой и решительно произнес:

– Улица Сталина, 37! – пискнул Евстахий.

– Улица Сталина, 37. Маршрут построен! – мгновенно среагировал электронный болван, на сказанное Евстахием и выдал на экране кратчайший путь. Судя по показателям – ехать было всего минут пятнадцать.

“Поеду к Леерзону, надеюсь он будет дома. Может чего умного подскажет”. – подумал Жданский, терзаемый событиями последних часов.

Он закрыл глаза и попробовал представить, что он где-то в Неве Зохаре, на берегу Мертвого моря, лежит в шезлонге, чинно потягивает мохито через соломинку и разглядывает проходящих мимо загорелых женщин в купальнике. Визуализация получалась прекрасно, за исключением женщин – почему-то в голову лезли исключительно немецкие пенсионерки с обвисшей грудью и татуировками на пояснице в виде крыльев бабочек или другого орнамента и не менее отвратной формы.

“Да что ж такое-то?! Даже помечтать не выходит!” – он недовольно открыл глаза и в этот же миг ощутил резкое торможение баклажанового болида, с соответствующими аудио эффектами.

– Приехали, брат! С тебя 274 рубля! – таксист радостно улыбался. – Сдачи нэт, да! Ровни поищи, не обессудь, по-братски!

Жданский заглянул в кошелек, извлек из его недр три помятые сотенные купюры и протянул их водителю, в кои-то веки решив не экономить.

– Сдачи не надо… – Евстахий чувствовал себя настоящим олигархом, эдаким Саввой Морозовым[48], который жертвует МХАТу, по меньшей мере, полмиллиона рублей.

– Вай, вай! Какой щедри! Спасыбо брат! – прицокнул языком Ашот-таксист. – Поставь, пожалуйста, пять звездочек по-братски, да! – тут его голос посерьезнел, а монобровь исказилась, придав взгляду суровый вид. – А нэ то – зарэжу!

Евстахий, так и застыл одной ногой наружу, от такого горячего проявления благодарности, только и крякнул:

– Конечно, конечно! Всенепременнейше поставлю 5 звезд! – и пулей вылетев наружу, юркнул под арку и засеменил внутрь двора.

– Э-э-э! Я пошютиль! Шютке! – только и успел воскликнуть вслед Ашот, но его слова, эхом затерялись в подворотне, так и не достигнув Жданского.

Уверенным, скорым шагом Евстахий мчал к парадной Леерзона, с настойчивостью автогрейдера, раскидывая и подымая в воздух листву и всяческий мусор. Дойдя до двери подъезда, он с грустью вспомнил, что Леерзон, судя по слухам, должен был быть в круизе. Но чем черт не шутит, раз уж все равно приехал – можно и проверить.

"Тем более еще одной “баклажановой поездки” я точно не вынесу”. – подумал Жданский.

Подойдя к двери парадной, он долго звонил в домофон, но никто ему не открывал. Евстахий ещё больше пал духом. На счастье из парадной выходила какая-то дамочка и он, галантно придержав дверь и выпустив даму, шмыгнул внутрь. Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, он подошел к звонкам, зачем-то вынесенным на отдельную дощечку посередине обширного лестничного пролета. Место отлично просматривалось с глазков всех квартир.

Наверное, издалека соседям проще и безопаснее наблюдать, кто же там пожаловал и, главное, к кому… – заключил Евстахий – Вуайеристы хреновы!

Отыскав взглядом звонок, с номером квартиры Леерзона, с приклеенной зачем-то сверху этикеткой от крафтового пива (видимо это должно было говорить об эстетствующей натуре обитателя) Жданский неуверенно нажал кнопку.

Прошло меньше пяти секунд, как в утробе за железной дверью что-то шумно лязгнуло, и та распахнулась. Из квартиры на лестничную площадку выкатился невысокий, грузный мужичок, неопределенного возраста, с небритым лицом и торчащими во все стороны волосами. Он был в халате, шелковом платке, мягких тапочках и уже слегка нетрезвый. В руке он держал заляпанный коньячный бокал и странную жидкость, проходившую не то на зеленый чай, не то на “Тархун”. Отличительных пузырьков не наблюдалось из чего Евстахий заключил, что таки нет, не “Тархун”.

– Итить твою мать, Никанорыч! – Леерзон, смачно икнув, растекся в лучезарнейшей улыбке, будто сам президент почтил запланированным визитом, а не Жданский в видавшем виды пиджаке нагрянул без предупреждения.