—
— Помощник Шамбора мертв, — проговорил Боннар, передавая бумажник ему. — А что американец, Зеллербах?
— Мы не нашли никаких заметок, как и ожидалось, — ответил Абу Ауда, — хотя искали со всем тщанием.
Взгляд его странных глаз буравил Боннара, точно пытаясь добраться до самого сердца француза. Эти глаза не доверяли никому, даже Аллаху, которому Абу Ауда молился пять раз в день. Фулани мог верить в Бога, но верить Богу не стал бы. Но капитан Боннар под этим пристальным осмотром нимало не изменился в лице, и Абу Ауда перевел наконец взгляд на бумажник. Фулани ощупал кожаный футлярчик длинными, иссеченными сеткой шрамов пальцами и одним движением скрыл среди своих длинных одеяний.
— Он свяжется с вами, — проговорил Абу Ауда внушительно и ровно.
— Нет нужды, — отозвался Боннар, мотнув головой. — Я с ним сам скоро увижусь. Остановите такси.
Бедуин повторил приказ, и машина подкатила к поребрику. Стоило Боннару захлопнуть за собой дверцу, как такси тут же затерялось в потоке машин.
Зайдя за угол, капитан снова вытащил мобильник.
— Проследили?
—
Через пару секунд на углу затормозил массивный, дорогой «ситроен» с затемненными стеклами. Капитан вошел в микроавтобус через заднюю дверь. Машина развернулась и двинулась прочь. Прежде чем встретиться с хозяином Абу Ауды, капитану Боннару предстояло еще сделать несколько звонков из своего кабинета.
Когда Джон Смит пришел в себя — на лестнице в госпитале Помпиду, — перед его внутренним взором висело, не желая уходить, глумливо ухмыляющееся лицо. Смуглая кожа, пышные черные усы, карие глаза и торжествующая усмешка, тающая в воздухе, точно улыбка Чеширского кота. Но глаза... Джон попытался сосредоточиться на этих глазах, а они улетали вслед ухмылке вниз по лестнице и таяли, таяли...
— Как вы?
— Кто на вас напал? Почему он...
— Разойдитесь, болваны! Не видите — человек без сознания? Пустите, я осмотрю...
Смит открыл глаза. Перед глазами был серый оштукатуренный потолок — Джон валялся на бетонных ступеньках — и кольцо озабоченно склонившихся к нему голов: медсестры, присевший рядом на корточки врач, жандарм, охранники в униформе — целая толпа.
— Черт!
Джон попытался сесть, и голову тут же повело от боли.
— Мсье, вам надо лежать! Вы получили сильный удар по голове. Как вы себя чувствуете?
Уложить себя Джон не позволил, а врачу разрешил только посветить фонариком в зрачки, да и то безо всякой охоты.
— Прекрасно. Просто прекрасно.
Тут он соврал. По голове кто-то словно молотил кувалдой.
И тут Смит вспомнил.
— Где он? — вскрикнул Джон, отталкивая фонарик и железной хваткой вцепившись в запястье врача. Он беспомощно оглянулся. — Араб-санитар.
— Оружие было не у него одного. — Жандарм поднял двумя пальцами смитовский «зиг-зауэр», глядя на агента с таким подозрением, что Смит понял — еще чуть-чуть, и его самого арестуют. — Это вы купили в Париже? — поинтересовался страж порядка. — Или, быть может, провезли контрабандой?
Смит похлопал себя по карманам. Внутренний карман был пуст — значит, удостоверение личности у него уже отобрали.
— Моя карточка у вас? — Жандарм кивнул. — Тогда вы знаете, что я — полковник американской армии. Вытащите удостоверение из кармашка, под ним лежит особое разрешение на провоз и ношение оружия.
Покуда полицейский проверял документы, медики косились на Смита весьма подозрительно, но наконец жандарм солидно кивнул и отдал карточку законному владельцу.
— И мой «зиг-зауэр» тоже,
Охранник вернул ему оружие.
— А теперь насчет «санитара» с автоматом. Кто он такой?
Врач повернулся к охраннику:
— Это сделал наш санитар?!
— Должно быть, Фарук аль-Хамид, — предположил охранник. — Это его отделение.
— Это не Фарук, — возразил второй. — Я его видел мельком. Совсем не похож.
— А кто же еще? Отделение-то его.
— Я знаю Фарука! — вмешалась одна из медсестер. — Этот тип был куда выше.
— Пока они тут загадки решают, — объявил врач, — я, пожалуй, закончу осмотр. Еще минутку.
Он посветил Смиту сначала в один глаз, потом в другой.
— Я в полном порядке, — повторил Джон, пытаясь сдержать раздражение. Это была уже не такая наглая ложь — в голове прояснилось, и немного унялась боль.
— Голова кружится? — Врач убрал фонарик и присел на корточки.
— Ни капельки. Чистая правда.
Врач пожал плечами и встал.