Парк 300

   Герман знал о ней больше, чем все в Объединенной Федерации. Интересные показания давала жена Михаила Андо, рассказывая о своём муже после его гибели. Так она говорила, что он не слишком любил младшую дочь, выделяя старшую. Самой вдове это не нравилось, и она старалась больше времени уделять Алле, оправдывая нелюбовь отца его чрезвычайной занятостью. К протоколу допроса не прикрепили фото вдовы и дочерей. Видимо, следователи не слишком заморачивались, решив, что сбежавшая в Германию Светлана Андо не представляет интереса. По бумагам она нигде в ОФ не числилась и ладно - меньше возни и головной боли. Как бы ни так.

   Несколько часов Герман безвылазно изучал архивы, присылаемые ему Кингом. Занятная информация перемешивалась с попросту шокирующей. Так, например, Герману стало известно, что первоначальный анализ ДНК останков погибшего учёного проводил врач института, который установил, что они принадлежат Михаилу Андо. Через несколько лет независимый анализ произвёл один из сотрудников Агентства Безопасности. Эти данные находились под грифом секретности и будут таковыми ещё лет тридцать. Но Герман изучал их сейчас, в данную минуту. И с каждой прочитанной строчкой он всё отчётливее понимал, что взрыв, произошедший много лет назад в Институте Генетики, унёс не ту жизнь, о которой говорили в СМИ, о которой сказали семье погибшего.

   Чашка с кофе на столе задрожала, подпрыгнула, будто ожила и захотела соскользнуть на пол. Герман озадаченно смерил его ее взглядом минуты три, затем кинулся к окну, открыл его нараспашку и стал осматривать горизонт. Теплый вечер, ещё светло, но уже не жарко. "Небо над столицей Объединенной Федерации раскололось надвое" - так напишут много лет спустя, но в тот день показалось очень странным многим людям - гуляющим, бегающим, стоящим в пробках, ужинающим в закусочных, читающим книгу или смотрящим ТВ, - все удивились, когда громкоговорители ожили. Вот уже десятки лет они висят на столбах, домах, деревьях, никому не нужные, всеми забытые. Атрибуты далёкой эпохи, о которой давно никто не вспоминал, и не вспомнил бы, если б не гул истребителей и авиа бомбардировщиков. Первые бомбы были сброшены в столичной области, километрах в двадцати. Сирена, проникновенная, продолжительная, как плачь грудного ребёнка, возвестила о начале новой эры, нового времени, которое часто зовется просто военным. Герман смотрел на горизонт, слышал и видел ту нескончаемую армаду вражеских самолётов, которые тучей надвигались, угрожая всему и каждому. Где-то загрохотало. По улицам бежали люди, спотыкаясь, падая на асфальт. Многие бросили свои автомобили, каждый бежал, но куда? По домам, ожидая добрых вестей? Или просто хотел понять, что всё-таки происходит, включив телевизор. Герман оживил свой огромный монитор, но ничего, кроме синего фона не обнаружил. Вот штука. Когда так необходимо получить хоть какую-то информацию, хоть чуть-чуть, средства связи подводят, СМИ зарывают голову в песок и не показывают признаков жизни. Прогремело где-то поблизости. Герман собрал самое необходимое в сумку, туда же полетел ноутбук, и выбежал в коридор, на котором собрались жители, оживленно обсуждающие бомбёжку. Герману показалось очень странным, что на лицах у этих людей нет паники, страха, только лёгкая тревога. Люди забыли, что такое война. И, слава Богу, скажут многие. Как знать, возможно, лишь страх перед разрухой даёт нам силы совершать добрые поступки, забыв о выгоде.

   Хаос на улицах столицы. Дороги встали, густо запруженные брошенным транспортом. Герман бежал в сторону ж/д вокзала. Над ним, гудя, как гигантский рой пчёл, проплывала вражеская армада, иногда сбрасывавшая бомбу-другую на город. "Где ПВО? Где предупреждения? Где причина? Кто осмелился? Где ответ?", - вопросы в голове Германа созревали со скоростью звука. Он бежал, расталкивая других, тех, кто тоже думал куда-то бежать. Крики и стоны заполнили город. Народ причитал, хватался за совершенно ненужные вещи, терялся, не зная, где укрыться от падавших бомб. Страшное зрелище, страшное испытание, которое, казалось, стало пережитком почти столетней давности. "Сразу б ядерной шарахнули и всё, чёрт их возьми! Измываются", - снова пролетело в голове Германа. Боковым зрением он видел, как где-то вдалеке, может в километрах пяти от него, взорвалась очередная бомба. Полетели ракеты, рушились дома, небоскрёбы. Железный дикий скрип, разорвавший гул улицы, увенчался крушением надземной железной дороги. Вдалеке вспыхнуло - Герман остановился - разнесло здание вокзала, а с ним и поезд, быстро уходивший по рельсам. Герман стоял и смотрел по сторонам, а люди бежали, плакали, кричали. Снова рвануло. Совсем близко, но Герман ещё жив. Сколько уже погибло? Всё потом, сейчас нужно найти способ вырваться из этого кипящего места. Но Герман стоял, как вкопанный, будто не верил, что творящееся вокруг происходит на самом деле, что это не кино и не шутка.