Парк-авеню, 79 (ЛП)

Однажды (а это случилось давно) мистер Рэннис заметил, что свет из открытой двери четко обрисовал сквозь одежду силуэт вошедшей женщины. С тех пор он предпочитал обходиться без освещения, поджидая в полутемной лавке очередную покупательницу. Приятные наблюдения приносили к тому же немалую экономию электричества, а оно, как известно, недешево.

Тем временем Мария начала терять терпение. Интересно, сколько времени может на нее пялиться этот старый похотливый козел?

Все окрестные девчонки знали о прозрачном экране мистера Рэнниса, хихикали и злословили над слабостями старика, но терпели липкие взгляды в надежде на бесплатное лакомство.

Несколько минут Мария молча наблюдала за трясущимся лавочником, не испытывая при этом ничего, кроме скуки, потом равнодушно отошла к другой витрине.

Мистер Рэннис поднял красное от напряжения лицо, выложил на прилавок плитку молочного шоколада, но как только девушка потянулась за ней, страстно вцепился в ее руку.

– Мария – ты самая красивая девушка в округе.

Она подавила вздох досады, но вырываться не стала, поскольку шоколадка все еще лежала на прилавке.

– Самая! Поверь, самая красивая.

Мистер Рэннис стиснул ее пальцы, потом разжал нежную девичью ладонь.

– И руки у тебя красивые. Очень красивые руки! Хотя... ты совсем еще ребенок.

Мария едва заметно поморщилась и быстро возразила:

– Я уже не ребенок. Мне вот-вот стукнет шестнадцать.

– Не может быть!

Старик искренне изумился. Как быстро в этих кварталах взрослеют девушки! Не успеешь оглянуться, как малышка выросла и выскочила замуж.

Мария самодовольно подтвердила:

– Точно. Осенью.

– Подозреваю, что все мальчики в школе сходят по тебе с ума.

Она неопределенно пожала плечами и покосилась на шоколадку.

– Наверное, они стараются зажать тебя в самом темном углу. А? Я прав?

Мария сделала недоуменное лицо:

– Что вы имеете в виду, мистер Рэннис?

– Ты прекрасно знаешь, плутовка.

– Нет, мистер Рэннис, не знаю. Если вам не трудно, объясните, пожалуйста.

Мария скромно потупила искрящиеся смехом дерзкие глаза. Старик положил шоколадку к себе в карман и отошел за прилавок подальше от входной двери.

– Иди сюда, Мария. Я объясню.

С привычной полуулыбкой на непроницаемом лице девушка медленно подошла к лавочнику.

– Я слушаю вас, мистер Рэннис.

Дрожащей рукой он неуверенно потянулся к белой блузке. Мария не шелохнулась.

– Неужели они не хотят потрогать тебя?

Теперь старик говорил прерывистым свистящим шепотом.

– Ведь хотят?

Она посмотрела сначала на застывшие в нескольких дюймах от нее старчески веснушчатые пальцы, потом прямо в потное, неподвижное лицо и наивно пропела:

– Где, мистер Рэннис?

Старик провел горячей ладонью по ее упруго подавшейся груди и тут же испуганно замер, но девушка спокойно улыбнулась:

– О! Конечно, мистер Рэннис. Все время хотят. Они словно взбесились из-за меня.

Ответ поразил старого лавочника.

– И ты разрешаешь?

С улыбающегося, нежного, почти детского личика на старика глянули откровенные глаза взрослой женщины.

– Когда как... В зависимости от настроения.

Мария сделала шаг назад и требовательно вытянула руку.

– Мою шоколадку, мистер Рэннис!

Словно завороженный, лавочник немедленно протянул плитку. В его негнувшихся пальцах продолжало жить ощущение мягкой упругости под белой блузкой.

– Мария, может быть, ты посмотришь, как выглядят задние комнаты после ремонта?

Не удостоив лавочника ни ответом, ни взглядом, она развернула шоколад и аккуратно откусила маленький кусочек.

Старик проглотил слюну.

– Если зайдешь туда на пару минут и будешь себя хорошо вести, я забуду про три доллара двадцать пять центов.

Его голос прерывался от возбуждения.

Задумчиво глядя на лавочника, девушка молча откусила еще кусочек, потом без единого слова направилась к выходу.

Мистер Рэннис взмолился:

– Мария! Не уходи. Я дам тебе денег.

Она неторопливо сняла с мраморной плиты оставшиеся сигареты и, словно не слыша старика, подошла к двери.

Он почти плакал:

– Мария! Я отдам тебе все, что захочешь. Останься.

Она обернулась уже с порога:

– Нет, мистер Рэннис. Я не для вас... Пока еще не для вас.

Девушка проговорила это вежливо и серьезно.

Последний раз вспыхнув золотом ее волос, погас свет за захлопнувшейся дверью. Все. В лавке стало темно и тихо. С трудом переставляя от усталости и огорчения ноги, старик скрылся в светло-зеленых комнатах.

2

Безудержное июньское солнце накалило улицы, превратив асфальт в липкое черное тесто. Белесые лучи отражались от бетонных плоскостей и горячими искрами осыпали измученных зноем прохожих.

На минуту Мария задержалась возле лавки, не решаясь выйти на солнцепек. Растягивая удовольствие, она медленно доела последнюю дольку шоколада, вытерла оберткой липкие пальцы и бросила в урну скомканную бумажку.

Город словно вымер. Только стайка потных ребятишек шумела неподалеку от перекрестка, да какая-то женщина вышла из свиной лавки Хокмейера и тяжело потащила в гору хозяйственную сумку. Проехавшее такси оставило на раскисшем асфальте голубоватый след.