Парк Горького

— У нас эти вещи в художественных магазинах не покупают, — объяснил Аркадий Кервиллу. — Их покупают на толкучках, из-под полы или у кого-нибудь на квартире.

— Вот он говорит, что слыхал о сибиряке, у которого есть на продажу золотой песок, — сказал Лебедь, кивая на цыгана.

— И шкурки соболя, тоже слыхал, — хриплым голосом добавил цыган. — Пятьсот рублей за шкурку.

— Купить можно все, что хочешь, если знать, на каком углу, — сказал Кервиллу Аркадий, глядя на цыгана.

— Что хочешь, — согласился цыган.

— Даже людей, — добавил Аркадий.

— Вроде судьи, помереть ему от рака, который отправил моего сына в лагерь. Разве он подумал о детях, которые остались от сына?

— Сколько же детишек осталось? — спросил Аркадий.

— Мал мала меньше, — у цыгана от волнения перехватило горло. Он повернулся на стуле, сплюнул на пол и утер рукавом рот. — Десять ребятишек.

Пьяницы за соседним столом, обняв друг друга за плечи и мотая головами, завели тоскливую песню про любовь. Цыган вихлял бедрами и облизывал губы.

— У них мать — просто ягодка, — шепотом намекнул он Аркадию.

— Четыре рубля.

— Восемь. Последнее слово…

— Шесть, — и Аркадий выложил на стол шесть рублей. — Получишь в десять раз больше, если узнаешь, где жили сибиряки. — Он обернулся к Лебедю. — С ними был тощий рыжий парень. Все трое пропали примерно в начале февраля. Перепиши этот список принадлежностей для художников и дай один цыгану. У кого-то асе они все это покупали. Скорее всего, они жили на окраине, а не в центре. У них не было желания общаться с соседями.

— Тебе в жизни очень повезет, — сказал цыган, убирая деньги в карман. — Как твоему отцу. Генерал был щедрый человек. Мы шли за его войсками через всю Германию. Он всегда что-нибудь нам оставлял. Не как некоторые.

Лебедь с цыганом ушли как раз в тот момент, когда Одесса забила гол. Вратарь «Динамо» Пильгуй стоял, подбоченившись, руки в бока, обозревая опустевшее поле.

— Цыгане умеют искать, — сказал Аркадий.

— У нас осведомители тоже неплохо работают, — ответил Кервилл. — Тяните спичку.

Аркадий проиграл и налил.

— Знаете, — Кервилл поднял стакан, — много лет назад в Такседо-парк тоже был случай, когда для опознания собрали по частям лицо одной девушки. В Нью-Йорке у нас работает парень, который восстанавливает лица, главным образом после авиакатастроф. Он удаляет кости и придает коже первоначальный вид. Давайте-ка выпьем за вашего покойного друга, а?

— Хорошо. За Пашу.

Они пили, тащили спички и снова пили. Аркадий чувствовал, как водка постепенно растекается в крови. Он с удовлетворением отметил, что Кервилл не был, как он опасался, мертвецки пьян, наоборот, удобно усевшись на стуле со стаканом в руке, он всем своим видом демонстрировал, что пить умеет. Он напоминал Аркадию бегуна на дальние дистанции, только что вошедшего в темп, или баржу, неторопливо поднимающуюся на высокую волну. Любой культурный москвич не вынес бы вони этого заведения. Лучше умереть на ступенях Большого, чем остаться живым в рабочей пивной. Но Кервилл, казалось, был здесь в своей тарелке.

— Правда ли, что сказал цыган о генерале Ренко? — спросил он. — Так, значит, палач Украины — ваш отец. Это, как мы говорим, важное примечание. Как это я раньше упустил?

Аркадий ожидал прочесть нечто оскорбительное на его широком, со склеротическими прожилками лице. Но на нем было написано простое любопытство, даже дружелюбный интерес.

— Легко вам, — сказал Аркадий, — а мне вот тяжело.

— Ага. Почему же вы не выбрали армейскую карьеру? Как «сын палача Украины», вы бы уже носили генеральскую звезду. Так кто же вы? Неудачник?

— Вы не имеете в виду, что я глуп, ничего не умею?

— Ну, конечно же, не это, — рассмеялся Кервилл.

Аркадий задумался. Он столкнулся с незнакомым ему юмором и искал подобающий ответ.

— Годен я для работы или нет — это исключительно вопрос обучения, подготовки. А вот стал ли я, как вы сказали, «неудачником» — связано с моей судьбой. И, повторяю, очень трудной. Отец на Украине командовал танковым корпусом. Половина нынешнего Генерального штаба были танкистами на Украине. Политическим комиссаром у них был Хрущев. Это была неуязвимая группа — будущие секретари партии и маршалы. Так что меня отдавали учиться в соответствующие школы, давали соответствующих учителей и соответствующих партийных опекунов. Если бы отца сделали маршалом, мне открылся бы только один путь. Сегодня я командовал бы ракетной базой в Молдавии.

— А как насчет флота?

— Стать одним из этих пижонов с галунами и кортиками? Нет уж, увольте. Во всяком случае, маршалом его не сделали. Он был «рукой Сталина»! Когда умер Сталин, ему перестали доверять. Маршал? Ни за что!

— Они что, убили его?

— Нет, отправили в отставку. А мне было позволено превратиться в заурядного следователя, который сидит перед вами. Тащите спичку.