Аркадий впервые услышал, что Приблуда рассмеялся. Хотя майор и был прав. Иногда Аркадий отправлялся на прогулку, еще одурманенный пентоталом натрия, и тогда, не замечая, натыкался на дерево. Он выходил на прогулки, как обычно поступают люди, когда чувствуют, что это единственный способ прийти в себя. Прочь из дома, подальше от полотенец, брошенных на кровать на случай, когда от инъекций его начинало ломать. Допрос – это в значительной мере процесс следующих друг за другом родов, но с каждым разом все более неуклюжим способом, когда повивальная бабка пытается дюжину раз, но каждый раз по-новому, принять одного и того же младенца. Аркадий ходил до тех пор, пока кислород не нейтрализовал дневную дозу отравы, тогда он садился где-нибудь в тени дерева. Поначалу Приблуда настаивал на том, чтобы он сидел на солнце, понадобилась неделя, чтобы он разрешил сидеть в тени.
– Я слыхал, что сегодня – ваш последний день, – ухмыльнулся Приблуда, – последний следователь, последняя ночь. Я приду за вами, когда будете спать.
Аркадий закрыл глаза и слушал насекомых. С каждой неделей становилось немного жарче, а насекомые трещали немного громче.
– Хотите, чтобы вас похоронили здесь? – спросил Приблуда. – Вставайте. Мне уже надоело, пошли.
– Ступайте на свой огород, – сказал он, не открывая глаз, надеясь, что майор наконец уйдет.
– Вы, наверное, здорово ненавидите меня, – помолчав, сказал Приблуда.
– У меня на это не осталось времени.
– Не осталось времени? У вас ничего не осталось, кроме времени.
– Когда я не сплю, не одурманен наркотиками и в состоянии думать, у меня нет времени беспокоиться из-за вас. Вот и все.
– Я же собираюсь вас убить.
– Не расстраивайтесь, не придется.
– А я и не расстраиваюсь, – повысил голос Приблуда. Овладев собой, добавил: – Я ждал этого целый год. Вы ненормальный, Ренко, – сказал он с раздражением. – Забываете, кто здесь кто.
Аркадий промолчал. Над полем раздавался торжествующий писк пичуг, одолевающих ворону; он звучал в небе как музыкальный такт. По самолетам Антонова ближнего радиуса действия, по регулярной частоте полетов и по направлению на целительный юг он определил, что находится в часе езды от аэропорта «Домодедово», расположенного недалеко от Москвы. Все допрашивавшие его психиатры были из московской клиники КГБ имени Сербского, поэтому он предположил, что Ирину держат там.
– Ну и о чем же вы тогда думаете? – раздраженно спросил Приблуда.
– Я думаю о том, что раньше не знал, как думать, и чувствую, что теперь наверстываю упущенное. Не знаю, как сказать. По крайней мере впервые это не возносит меня. – Он открыл глаза и улыбнулся.
– Вы ненормальный, – серьезно сказал Приблуда.
Аркадий встал и потянулся.
– Рветесь к своим семенам, майор?
– Зачем спрашиваете, черт вас возьми!
– Тогда скажите, что вы человек.
– Что?
– Мы возвращаемся, – сказал Аркадий. – Только вам нужно сказать, что вы человек.
– И не подумаю. Что это еще за игра? Вы до того ненормальный, Ренко, что меня воротит.
– Не так уж трудно сказать, что вы человек.
Приблуда мелкими шажками быстро зашагал по кругу, будто ввинчиваясь в землю.
– Вы сами это знаете.
– Скажите вы.
– Я вас убью – только за это, – пригрозил Приблуда. – Но чтобы закончить с этим… – и монотонно произнес: – Я человек.
– Очень хорошо. Теперь пойдем, – и Аркадий направился к дому.
На этот раз его допрашивал врач с беспокойными руками, который однажды выступал на собрании в прокуратуре.