Парк Горького

– Скребок, ниггер, красавчик, пижон, кокосовый орех. Эй, Родни, – обратился Кервилл к хохочущему детективу, – если этот парень когда-нибудь станет американцем, то ему придется выучить всю эту грамоту.

– Почему ты не любишь ФБР? – спросил Аркадий.

Кервилл чуть повернул свою могучую фигуру. На лице появилась ухмылка.

– Ну, для этого много причин. Если из профессиональных соображений, то потому что ФБР не занимается расследованием, а содержит стукачей. Какие бы дела ни проходили – шпионаж, гражданские права, мафия – все, что они знают, так только от осведомителей. Большинство американцев недолюбливает доносчиков, так что бюро приходится якшаться с особым сортом людей. Их доносчики – или психи, или последние сволочи. Когда бюро сталкивается с подлинной жизнью, неожиданно выплывает какой-нибудь выродок, который умеет задушить человека струной от пианино. Поймали, скажем, такого выродка, и он готов заложить всех своих дружков. Он говорит бюро, что тому хочется услышать, а если и не знает, то присочинит. Видишь теперь, в чем разница. А сыщик идет на улицу и сам копает информацию. Он готов запачкаться, потому что его призвание – быть детективом. А агент бюро – это же адвокат или бухгалтер. Ему хочется сидеть в кабинете, прилично одеваться и при случае заниматься политикой. Такой сукин сын покупает по выродку в день.

– Не все доносчики – выродки, – буркнул про себя Аркадий. Перед глазами встал Миша, каким он его видел в церкви. Он выпил еще, дабы избавиться от наваждения.

– Когда этот выродок все выложит, ему дают другое имя и отправляют в другое место. Если такой выродок пристукнет кого-то еще, бюро найдет, куда его переправить. Есть психопаты, которые поменяли четыре, пять мест, – и до них совершенно не добраться. Я, скажем, не могу их арестовать – у них больше привилегий, чем у Никсона. Вот как бывает, когда не делают дело сами, а живут за счет выродков.

Детектив вернулся с пластмассовой корзиночкой для орешков. Кервилл высыпал туда орешки.

– Пока не садился, Билли, – попросил он, – позвонил бы чернильницам и узнал бы, отпустили ли уже нашего приятеля Крысу.

– Де-ерьмо, – сказал Билли, но звонить пошел.

– Что он сказал? – не понял Аркадий.

– Две лопаты дерьма, – пояснил Родни.

– Осборн говорит, что он осведомитель ФБР, – сказал Аркадий.

– Ага, знаю. – Кервилл поднял очи кверху, словно посмотрел на луну. – Представляю себе ту минуту, когда Джон Осборн прошествовал в бюро. Там все, небось, наступили на собственные яйца – так быстро повскакивали с мест. Такие, как он, – вхож в Кремль, в Белый дом, в высшее общество – не возьмут ни пенса, наоборот, если нужно, с потрохами купят любого сотрудника бюро. Запанибрата со всеми розовыми здесь и красными там. О таком осведомителе можно только мечтать.

– А почему же он не подался в ЦРУ?

– Потому что котелок хорошо варит. У ЦРУ тысячи источников информации о России, сотни людей мотаются туда и обратно. А ФБР пришлось закрыть московскую контору. У них только и есть что Осборн.

– Но он мог снабжать их только слухами, не больше.

– А им другого и не надо. Им всего-то и нужно, чтобы подсесть к кому-нибудь из конгрессменов и прошептать на ушко, что из собственных секретных источников им известно, что у Брежнева сифилис. Точно так же, как они нашептывали о братьях Кеннеди и о Кинге. На такие вещи конгрессмены готовы раскошелиться, для того и федеральный бюджет. А теперь бюро придется расплачиваться – Осборн требует платить по векселям. Он хочет, чтобы бюро взяло его под защиту, и не собирается менять фамилию или прятаться. Он взял бюро за нежные яички и только еще начинает их крутить.

Под разглагольствования Кервилла Аркадий умял все орешки. Налил себе еще.

– Но он украл соболей и должен их вернуть.

– Да ну? А Советский Союз вернул бы, если бы их украл КГБ? Он теперь герой.

– Он же убийца.

– Это ты говоришь.

– Я не КГБ.

– Я говорю. В этом мире мы не в счет.

– Его не отпустили, – вернулся от телефона Билли. – Теперь хотят задержать его за непристойное поведение в пьяном виде. Приговор через час.

Голос Билли напоминал Аркадию звук саксофона.

– Вот эти двое, – он внимательно посмотрел на Билли и Родни, – не они ли красят контору напротив моего номера?

– Смотрите-ка, – сказал им Кервилл. – Я вам говорил, что он не дурак.

Они вышли из бара. Билли и Родни уехали на красной машине с откидным верхом. Кервилл и Аркадий пошли пешком по беспорядочно пересекающимся улицам района, который Кервилл называл Деревней. Шел не очень густой снег, освежавший ночной воздух. На Бэрроу-стрит они остановились перед увитым лозой трехэтажным кирпичным домом с мраморными ступенями, зажатым между почти такими же домами. Аркадий без слов понял, что это был дом Кервилла.

– Летом с этой глицинией никакого сладу – сущий ад, – У Большого Джима и Эдны одно время жил русский, который был слабоват в английском. Когда приглашали друзей, он говорил им, пусть ищут дом, «увитый истерией». Довольно похоже.

В темноте дом казался парящим в воздухе.