Парк Горького

Когда Аркадий пришел на работу в городскую прокуратуру и познакомился с Никитиным, то со слов его самого он стал считать, что имеет дело с восторженным сторонником прогресса или же, наоборот, твердым приверженцем жесткой линии. Автором правовых реформ или сталинистом. Собутыльником негритянского певца Робсона или наперсником реакционного писателя Шолохова. На худой конец, просто гением, которому ведомо все. Своими недомолвками, подкрепленными упоминанием известных имен, он выставлял себя то ангелом, то исчадием ада.

Никитин, несомненно, был блестящим старшим следователем по делам об убийствах. Хотя Аркадий умел хорошо обосновать обвинение, неизменно получалось так, что только когда в комнате для допросов появлялся Никитин с двумя бутылками и хитрым выражением лица, спустя несколько часов он выходил вместе с сознавшимся, пристыженным убийцей.

– Все дело в признании, – объяснял Никитин. – Если ты не можешь утешить людей религией или воздействовать на их психику, дай им по крайней мере сознаться в преступлении. Пруст говорил, что можно соблазнить любую женщину, если иметь терпение до четырех утра сидеть и слушать ее жалобы. Любой убийца жаждет излить свою душу.

Когда Аркадий спросил, почему его перевели с дел об убийствах на связь с правительством, он коротко объяснил: «За взятки, мой мальчик».

– Кервилл. Красные. Диего Ривера. Побоище на Юнион-сквер, – повернувшись, Никитин спросил: – Знаешь, где Нью-Йорк? – Он поскользнулся на ступеньке, столкнув книгу, которая вместе с двумя другими покатилась по ступеням, потом еще одну. Наконец непрочное равновесие было восстановлено.

– Расскажите мне о Кервилле, – попросил Аркадий.

Никитин укоризненно покачал головой.

– Поправляю: о Кервиллах. И о «Красной звезде».

Он собрался с силами и вскарабкался на площадку второго этажа, сплошь уставленную книжными полками.

– Кто такие Кервиллы? – снова спросил Аркадий.

Никитин уронил пустую бутылку, споткнулся о нее коленом и беспомощно завалился на спину между стеллажами.

– Аркаша, ты спер у меня из кабинета бутылку. Ты вор. Убирайся к черту.

На уровне глаз Аркадий увидел засохшую корку сыра и початую бутылку сливовой наливки. Под ними была книга «Политический гнет в Соединенных Штатах в 1940-1941 гг.». Держа бутылку под мышкой, он щелкнул пальцем по оглавлению.

– Можно взять?

– Окажи любезность, – ответил Никитин.

Аркадий бросил Никитину бутылку.

– Нет, – бутылка выскользнула из рук. – Оставь себе книгу. И больше не приходи.

* * *

Кабинет Белова напоминал военный музей. На газетных фотографиях плохо различимые фигурки марширующих солдат. В рамках на тонкой газетной бумаге заголовки: «Героическая оборона на Волге», «Сломлено ожесточенное сопротивление противника», «Герои, славят Отечество». Белов спал, широко раскрыв рот, на нижней губе и на груди виднелись хлебные крошки. В руке была бутылка пива.

Аркадий взял другой стул и открыл взятую у Никитина книгу: