– У нас эти вещи в художественных магазинах не покупают, – объяснил Аркадий Кервиллу. – Их покупают на толкучках, из-под полы или у кого-нибудь на квартире.
– Вот он говорит, что слыхал о сибиряке, у которого есть на продажу золотой песок, – сказал Лебедь, кивая на цыгана.
– И шкурки соболя, тоже слыхал, – хриплым голосом добавил цыган. – Пятьсот рублей за шкурку.
– Купить можно все, что хочешь, если знать, на каком углу, – сказал Кервиллу Аркадий, глядя на цыгана.
– Что хочешь, – согласился цыган.
– Даже людей, – добавил Аркадий.
– Вроде судьи, помереть ему от рака, который отправил моего сына в лагерь. Разве он подумал о детях, которые остались от сына?
– Сколько же детишек осталось? – спросил Аркадий.
– Мал мала меньше, – у цыгана от волнения перехватило горло. Он повернулся на стуле, сплюнул на пол и утер рукавом рот. – Десять ребятишек.
Пьяницы за соседним столом, обняв друг друга за плечи и мотая головами, завели тоскливую песню про любовь. Цыган вихлял бедрами и облизывал губы.
– У них мать – просто ягодка, – шепотом намекнул он Аркадию.
– Четыре рубля.
– Восемь. Последнее слово…
– Шесть, – и Аркадий выложил на стол шесть рублей. – Получишь в десять раз больше, если узнаешь, где жили сибиряки. – Он обернулся к Лебедю. – С ними был тощий рыжий парень. Все трое пропали примерно в начале февраля. Перепиши этот список принадлежностей для художников и дай один цыгану. У кого-то асе они все это покупали. Скорее всего, они жили на окраине, а не в центре. У них не было желания общаться с соседями.
– Тебе в жизни очень повезет, – сказал цыган, убирая деньги в карман. – Как твоему отцу. Генерал был щедрый человек. Мы шли за его войсками через всю Германию. Он всегда что-нибудь нам оставлял. Не как некоторые.
Лебедь с цыганом ушли как раз в тот момент, когда Одесса забила гол. Вратарь «Динамо» Пильгуй стоял, подбоченившись, руки в бока, обозревая опустевшее поле.
– Цыгане умеют искать, – сказал Аркадий.
– У нас осведомители тоже неплохо работают, – ответил Кервилл. – Тяните спичку.
Аркадий проиграл и налил.
– Знаете, – Кервилл поднял стакан, – много лет назад в Такседо-парк тоже был случай, когда для опознания собрали по частям лицо одной девушки. В Нью-Йорке у нас работает парень, который восстанавливает лица, главным образом после авиакатастроф. Он удаляет кости и придает коже первоначальный вид. Давайте-ка выпьем за вашего покойного друга, а?
– Хорошо. За Пашу.
Они пили, тащили спички и снова пили. Аркадий чувствовал, как водка постепенно растекается в крови. Он с удовлетворением отметил, что Кервилл не был, как он опасался, мертвецки пьян, наоборот, удобно усевшись на стуле со стаканом в руке, он всем своим видом демонстрировал, что пить умеет. Он напоминал Аркадию бегуна на дальние дистанции, только что вошедшего в темп, или баржу, неторопливо поднимающуюся на высокую волну. Любой культурный москвич не вынес бы вони этого заведения. Лучше умереть на ступенях Большого, чем остаться живым в рабочей пивной. Но Кервилл, казалось, был здесь в своей тарелке.
– Правда ли, что сказал цыган о генерале Ренко? – спросил он. – Так, значит, палач Украины – ваш отец. Это, как мы говорим, важное примечание. Как это я раньше упустил?
Аркадий ожидал прочесть нечто оскорбительное на его широком, со склеротическими прожилками лице. Но на нем было написано простое любопытство, даже дружелюбный интерес.
– Легко вам, – сказал Аркадий, – а мне вот тяжело.
– Ага. Почему же вы не выбрали армейскую карьеру? Как «сын палача Украины», вы бы уже носили генеральскую звезду. Так кто же вы? Неудачник?
– Вы не имеете в виду, что я глуп, ничего не умею?
– Ну, конечно же, не это, – рассмеялся Кервилл.
Аркадий задумался. Он столкнулся с незнакомым ему юмором и искал подобающий ответ.
– Годен я для работы или нет – это исключительно вопрос обучения, подготовки. А вот стал ли я, как вы сказали, «неудачником» – связано с моей судьбой. И, повторяю, очень трудной. Отец на Украине командовал танковым корпусом. Половина нынешнего Генерального штаба были танкистами на Украине. Политическим комиссаром у них был Хрущев. Это была неуязвимая группа – будущие секретари партии и маршалы. Так что меня отдавали учиться в соответствующие школы, давали соответствующих учителей и соответствующих партийных опекунов. Если бы отца сделали маршалом, мне открылся бы только один путь. Сегодня я командовал бы ракетной базой в Молдавии.
– А как насчет флота?
– Стать одним из этих пижонов с галунами и кортиками? Нет уж, увольте. Во всяком случае, маршалом его не сделали. Он был «рукой Сталина»! Когда умер Сталин, ему перестали доверять. Маршал? Ни за что!
– Они что, убили его?
– Нет, отправили в отставку. А мне было позволено превратиться в заурядного следователя, который сидит перед вами. Тащите спичку.