Парк Горького

– Советская психиатрия находится на пороге эпохального открытия – определения самой основы психического заболевания, – говорил врач. – Слишком долго органы здравоохранения и правосудия работали в отрыве друг от друга, не координировали свою деятельность. Сегодня я рад сообщить, что такому положению практически положен конец. – Он остановился, положил в рот таблетку и стал перебирать бумаги на столе. – Институт сделал открытие, что преступники страдают психическим расстройством, которое мы называем патогетеродоксией. Это открытие имеет под собой как теоретические основания, так и результаты клинических исследований. В несправедливом обществе у человека могут быть веские социальные и экономические причины нарушить закон. В справедливом обществе таких причин не существует, за исключением одной – психического заболевания. Признавая этот факт, мы защищаем как нарушителя, так и общество, чьи законы он попирает. Нарушитель получает возможность находиться в изоляции, получая квалифицированное лечение до своего выздоровления. Поэтому, как вы видите, следователям очень важно глубже понимать человеческую психику, с тем чтобы они могли распознать патогетеродокса по слабо выраженным признакам еще до того, как такое лицо с отклонением от нормы получит возможность нарушить закон. Мы обязаны уберечь общество от ущерба, а больного человека – от последствий своих поступков.

Врач обеими руками взял следующую страницу.

– Вы бы поразились, увидев, какие опыты проводятся в настоящее время в Институте имени Сербского. Мы теперь располагаем доказательствами того, что нервная система преступника отличается от нервной системы нормального человека. Впервые попадая в клинику, различные субъекты сначала проявляют фантастическое разнообразие в своем поведении, некоторые допускают противоречащие здравому смыслу высказывания, а некоторые ведут себя нормально, как мы с вами. Однако после нескольких дней в одиночной камере все они впадают в состояние кататонии. Лично я вводил на глубину два сантиметра иглу под кожу одного из страдающих патогетеродоксией и наблюдал полное отсутствие болевых ощущений.

– И куда же вы вводили иголку? – поинтересовался Аркадий.

В его кабинете зазвонил телефон, и он потихоньку вышел на лестницу. Чучин зашептал на ухо врачу, тот что-то записал.

* * *

– В детстве у меня была кошка, – Наташа Микоян гладила покрывавшее ноги мохеровое одеяло. – Она была мягкая и легкая как пушинка, ребрышки еле прощупывались. Мне нужно было родиться кошечкой.

Она свернулась клубочком на одном конце дивана, укрывшись одеялом по воротник ночной рубашки, пальчики покоились на диванных подушечках. Шторы в квартире задернуты, свет выключен. Волосы распущены, на затылке кудрявились темные локоны. Маленькими глотками она пила коньяк из украшенного эмалью бокала.

– Ты сказала, что хотела поговорить об убийстве, – начал Аркадий. – О чьем убийстве?

– О моем, – хладнокровно ответила она.

– И кого же ты подозреваешь?

– Разумеется, Мишу, – она еле сдержала смех, будто он сказал глупость.

Несмотря на царивший в комнате полумрак, он заметил, что за неделю, с тех пор как он здесь ужинал, здесь что-то изменилось. Ничего особенного: покосилась картина, пепельницы полны окурками, пахнет пылью и засохшими цветами. На столике между диваном и стулом, на котором он сидел, – сумочка, рядом тюбик губной помады и зеркальце. Когда она меняла положение, задевая коленом столик, тюбик катался взад-вперед.

– Когда ты впервые заподозрила, что Миша хочет тебя убить?

– О, много лет назад, – и добавила, как бы спохватившись. – Кури, пожалуйста. Я же знаю, что, когда ты волнуешься, тебе хочется курить.

– Да, мы давно знаем друг друга, – согласился он, и ему захотелось курить. – И как, по-твоему, он собирается тебя убить?

– Я покончу с собой.

– Так это же не убийство, Наташа, а самоубийство.

– Я знала, что ты так скажешь, но в данном случае это не так. Я только жертва, а убийца – он. Он юрист, у него все продумано.

– Ты хочешь сказать, что он хочет свести тебя с ума, так, что ли?

– Если бы я сошла с ума, я бы не могла рассказать тебе о том, что он делает. К тому же он уже лишил меня жизни. Теперь мы просто разговариваем обо мне.

– Вот как!

Она не была похожа на помешанную. Более того, в ее голосе слышалось что-то мечтательное. Он подумал, что они с Наташей всегда были добрыми друзьями, но никогда не знали друг друга достаточно хорошо.

– И что же ты хочешь от меня? – спросил он. – Я, естественно, поговорю с Мишей…

– Только и всего? Я хочу, чтобы ты его арестовал.

– За убийство? Не убивай себя, тогда не будет никакого убийства, – он попытался улыбнуться.

Наташа покачала головой.

– Нет, я не могу рисковать. Пока я еще могу, я должна добиться, чтобы его арестовали.

– Посуди сама, – Аркадий потерял терпение. – Разве я могу арестовать кого-нибудь за преступление, которое он не совершил, особенно со слов человека, который собирается покончить с собой?

– В таком случае из тебя не получилось хорошего следователя.

– Зачем же ты меня звала? Зачем тогда разговаривать со мной? Говори с мужем.