Парк Горького

Аркадий подумал, как часто ему с Левиным приходилось стоять над другими телами – белыми, холодными, окоченевшими. Сейчас, стоя над телом Ирины, Левин был странно нерешителен, ему было явно не по себе, и он старался скрыть это. Аркадий едва ли когда-нибудь видел его таким человечным – он переживал за живущих. Тем более что Ирина Асанова была, несомненно, жива. Она находилась в коматозном состоянии, но пылала в лихорадке. Более худая, чем ожидал Аркадий, под тяжелыми грудями с удлиненными сосками торчали ребра, живот впалый до самого бугорка с густыми каштановыми волосами. Стройные ноги раскинуты. Открытые глаза смотрели на Аркадия, скорее сквозь него.

Когда они обертывали ее мокрыми полотенцами, чтобы сбить температуру, Левин указал на бледно-голубое пятно на правой щеке.

– Видите?

– Думаю, след случайной травмы.

– Случайной? – усмехнулся Левин. – Ступайте, приведите себя в порядок. Ванную найдете сами, здесь не Зимний дворец.

Встав перед зеркалом, Аркадий обнаружил, что он весь в грязи, а одна бровь словно срезана бритвой. Помывшись, он вернулся в комнату. Левин разогревал на плитке чай. В маленьком шкафчике виднелись банки с овощными и рыбными консервами.

– Мне предложили квартиру либо с кухней, либо с ванной. Ванна для меня важнее, – с непривычной для него ноткой гостеприимства он добавил: – Хотите перекусить?

– Чаю с сахаром, больше ничего. Как она?

– О ней не беспокойтесь. Она молодая, здоровая. Ей будет плохо день, не больше. Побудет здесь. – Левин передал Аркадию чашку чуть теплого чая.

– Итак, вы считаете, что это сульфазин?

– Чтобы ответить наверняка, нужно положить ее в больницу, – ответил Левин.

– Нет.

Сульфазин был одним из излюбленных наркотиков, применявшихся КГБ, – не успеет он положить ее в больницу, как врач пойдет звонить. Левину это было известно.

– Спасибо вам.

– Помалкивайте, – оборвал его Левин. – Чем меньше вы будете говорить, тем лучше для меня. Уверен, что обладаю достаточным воображением, интересно, как у вас с этим делом.

– Что вы хотите сказать?

– Аркадий, а она уже не девица.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– О метке на ее щеке. Она уже побывала у них, слышите, Аркадий? Несколько лет назад ей кололи аминазин.

– Я думал, что они перестали им пользоваться. Ведь это опасно.

– В том-то и дело. Они намеренно плохо вводят его в мышцу, так, чтобы он не рассасывался. Если он не рассасывается, то образует злокачественную опухоль, как это было в случае с ней. Опомнитесь же наконец. Она слепа на один глаз. Тот, кто удалял опухоль, перерезал зрительный нерв и оставил этот шрам. Это их метка.

– Не слишком ли вы сгущаете краски?

– Спросите у нее. Поговорите о слепых!

– Вы придаете этому делу слишком большое значение. Скажу, что на свидетельницу напали и я ее защитил.

– Так почему же вы сейчас не в милиции?

Аркадий прошел в спальню. Полотенца были горячие, он поменял их на свежие. Руки и ноги Ирины судорожно подергивались во сне – реакция на снижение температуры. Он погладил ей лоб, откинув назад пряди спутанных волос. Пятно на щеке из-за прилившей крови приобрело слабый лиловый оттенок.

Что им нужно? – спрашивал он. Они появились с самого начала. Майор Приблуда рылся в трупах в Парке Горького. Сыщик Фет сидел на допросе Голодкина. Убийцы в квартире Голодкина, убийцы в туннеле метро. Резиновые мячики, уколы, лезвия – все это автографы Приблуды и множества других приблуд, которых он обобщенно называл «они». Во всяком случае, они уже оцепили ее дом и у них уже есть список ее друзей. Они будут без устали следить за больницами, и осталось недолго ждать, когда Приблуде придет на память имя патологоанатома Левина. Левин человек мужественный, но, как только она очнется, ей надо отсюда уходить.

Когда он вернулся в комнату, Левин, чтобы успокоиться, рассматривал расположение фигур на шахматных досках.

– Ей лучше, – сообщил Аркадий. – Во всяком случае, она спит.

– Завидую ей, – сказал Левин, не поднимая глаз от доски…

– Сыграем?

– Какой у вас разряд? – взглянул на него Левин.

– Не знаю.

– Если бы был, то знали бы. Нет, спасибо, – однако отказ вернул Левина к обязанностям гостеприимного хозяина и к мыслям о женщине в его постели, которую сейчас ищут. Он заставил себя улыбнуться. – Между прочим, на этой доске очень интересная позиция. Партия, сыгранная Боголюбовым и Пирцем в тридцать первом году. Ход черных, только ходить-то некуда.

Аркадий только в армии от скуки всерьез играл в шахматы, да и тогда он хорошо играл лишь в защите. Обе стороны уже рокировались, и белые, как и говорил Левин, овладели центром. Аркадий заметил, что в квартире нет шахматных часов – признак того, что хозяину был больше по душе неторопливый анализ, нежели шахматные побоища. К тому же бедного Левина пугала перспектива долгой и беспокойной ночи.

– Не возражаете? – Аркадий сделал ход за черных. – Слон бьет пешку.

Левин пожал плечами: пешка бьет слона.

…Ферзь бьет пешку, шах! Король бьет ферзя, конь на g4 шах! Король g1, конь бьет ферзя! Черный конь ставит вилку на слона и ферзя.