Парковая зона

Не зная, что делать дальше, Иван повернул в небольшой заросший лебедой и цепким кустарником скверик, где на брусчатых скамейках коротали время пассажиры и всякий пришлый люд, не занятый в данный момент ничем, кроме ожидания.

Молодой строитель коммунизма даже и не мог предполагать, что это был самый крутой поворот в его непростой судьбе.

Но, как известно, всякая случайность есть проявление закономерности.

Сплевывая себе под ноги густую, тягучую слюну, розовую из-за разбитой губы, Иван понуро шел мимо зеленых скамеек, не находя свободной, чтобы сесть и отдышаться.

Неожиданно чья-то ладонь бесцеремонно шлепнула его по ушибленному в милиции плечу так, что он даже присел, скорчившись от нестерпимой боли, инстинктивно сжав кулаки, с твердым намерением защищать себя.

Быстро оглянувшись, он уперся взглядом в того малого, который доверил ему сторожить злополучный чемодан. Губы вихлястого жулика извивались в какой-то неопределенной усмешке: то ли виноватой, то ли чересчур наглой.

Когда Метелкин стоял в прокуренной милицейской комнате дежурного по вокзалу, он уже понимал, что послужил для кого-то, так сказать, громоотводом. Вероятно, увидев, что женщина идет прямо по следам, вор запаниковал и для отвода глаз наспех сунул чемодан ему – доверчивому колхозному парню, а сам быстро улизнул, растворившись в привокзальной суете.

Выигрыш был двойной: если чемодан не обнаружится, то он через некоторое время будет у вора в руках, а если женщина найдет свои вещи, то отвечать придется не ему.

Прием откровенно подлый, но волчок должен крутиться, чтобы не упасть.

Купленный таким невероятным и коварным способом, Иван, деревенский губошлеп, застыл перед расхристанным, развязным парнем со змеиной усмешкой на губах, не зная, что делать: то ли кинуться в драку, то ли…

– Эта, – опередил он Ивана, – ты, эта, в ментовку первый раз угодил, что ли? Ну – припух. С кем не бывает?

Он стоял так плотно к Метелкину, что в его неулыбчивых черных глазах тот увидел свое отражение, беспомощное и растерянное. Или ему только показалось.

– Эта, тогда с крещеньицем тебя. Ага! – парень похлопал себя по растопыренному карману, в котором и впрямь стояла бутылка водки с тогдашней сургучной белой опечаткой. «Белая головка» – назывались такие бутылки.

В руках молодой блатняк держал промасленный бумажный сверток, из которого вкусно пахло жареными пирожками с ливером. Теперь такую вкуснятину уже разучились делать и, судя по всему, долго не научатся.

Усталая пожилая женщина, сидевшая на скамейке рядом, при виде молодых правонарушителей встала и боязливо, бочком, прошмыгнула мимо них, от греха подальше.

Новый знакомый Метелкина развернул на крашеных ребрах освободившейся скамейки кулек с пирожками и, достав бутылку, пригласил Ивана садиться рядом.

– Давай, со свиданьицем, ага! – расковыряв сургуч, он выпростал картонную пробку и первому протянул водку Ивану. – Без посуды можешь?

Какой вопрос! Мог ли семнадцатилетний Иван Метелкин пить из горла? Он не только мог запросто делать это. Он с ровесниками на спор запросто хлебал тюрю из накрошенного в водку хлеба, мог выпить сто наперстков сразу и без закуски, чем гордился, и не без основания.

Один раз попробуешь – и все поймешь!

Метелкин был не то чтобы заядлый пьяница, но алкоголь у него не вызывал отвращения. Он к водке был, как теперь говорят, индифферентен. Тяги к спиртному не чувствовал, нет, но и при случае выпить не отказывался – дурь юношеская.

На шабашках, малолеткой, плотничая с отцом, ему приходилось делить с ним те нехитрые утешения, которые выставляли для них хозяева.

Походив летними каникулами по чужим подворьям, как подсобник, мальчишка научился разному. Мог строгать, тесать, с одного удара забивать гвоздь. А за хорошую работу клиент не скупился.

Водка в то время была самым дешевым и доступным товаром. А отец у Ивана свою работу делал всегда хорошо.

Плотник в деревне – человек необходимый, и топор отца со своим подсобником помогал прокормиться всей семье с многочисленными братьями и сестрами. Правда, лучший кусок всегда подкладывался ему, Ивану, как одному из кормильцев.

Летний день долог. Хотя Иван был у отца на подхвате, все же, пока тот перекуривал, Ивану приходилось орудовать не только топором, но и другими плотницкими инструментами. Утомительнее и тяжелее всего было работать «шуршепкой» – небольшим рубанком, только с овальным лезвием для первичной грубой обработки лицевой стороны доски.

Работа не ответственная, и старый плотник смело доверял ее своему сыну.

Мелкая пыльная стружка так и липла к голому вспотевшему телу. Оно нестерпимо чесалось, и к вечеру отец непременно поливал Ивана ледяной колодезной водой прямо из ведра и напоследок, чтобы не простыл, хлопал сына по тощему мальчишескому заду своей огромной и жесткой, как лопата, ладонью.

До обеда время летело быстро, но после обеда Иван с трудом сдерживал себя, чтобы не сбежать на речку к ребятам.

Упрашивать отца было бесполезно – не пустит. Только выпив, отец расслаблялся, добрел и позволял сыну делать все, что угодно.

Но выпивал отец редко, только при расчете за работу.