Парковая зона

Одного он боялся – своей совести. Женщину можно уломать или отмахнуться от неё, если слишком назойлива, от бандита-налётчика можно увернуться или откупиться деньгами, бешеного монтажника можно оглушить на время стаканом спирта. А от совести не уйдёшь…

Метелкин и с рабочими всегда поступал по совести, по рабочим законам и понятиям, за что они его и называли запросто – Захарыч.

Но было по-всякому.

Жизнь – штука сложная, и пути Господни неисповедимы, извилисты, хоть дорога Его и пряма.

Вот и Метелкину пришлось однажды испытать то, от чего у него до сих пор стоит страх перед своей совестью и честью, хотя вина его не в этом.

…Осень была неряшлива и безобразна. Она стояла за окном, как плаксивая пьяная баба, назойливо заглядывая своими водянистыми глазами в неприбранную душу прораба Метелкина Ивана Захаровича.

Грязные, нечесаные космы, свисающие кое-как с низкого неба, цеплялись за деревья, унося за собой последние листья. Они отчаянно хватались маленькими коготками за тонкие голые ветви, трепеща от страха – улететь. Что делать? Всему свое время – время сеять и время собирать посеянное.

Ни на что не надеясь, Иван Захарович сидел в маленьком гостиничном номере, какие бывают в наших районных городах: комната – два на три метра, у стены – деревянная узкая кровать с продавленным матрацем, стол в винных подтеках, на столе графин, закрытый щербатой рюмкой без ножки – «пей до дна!», рядом с койкой – шаткий скрипучий стул, сидение и спинка которого обтянуты коричневой потертой клеенкой. Вот и весь антураж.

Но это временное пристанище и вся его убогая обстановка в тот момент были дня Ивана милее всех дворцов и палат. Метелкину не хотелось уходить отсюда в неизвестность, которая может обернуться для него чем угодно, но только не благополучием.

Он сидел и ждал.

И, если говорить по правде, трепетал, как тот одинокий листок на зябкой ветке.

Иван ждал, что его повяжут. Вот так, придут и повяжут, и пойдешь не туда, куда сам хочешь, а куда поведут…

Дело в том, что Иван Метелкин оказался в той гостинице не по своей воле. Около месяца назад его прислали сюда, чтобы он возглавил здешний монтажный участок.

В такую поганку и глушь порядочного человека не направили бы, да он и сам бы не поехал.

Участок, где Метелкин должен исполнять обязанности начальника, пользовался дурной славой, хотя по всем производственным показателям он был самый благополучный.

Как это удавалось Шебулдяеву, бывшему начальнику участка, для Ивана оставалось загадкой.

Надо сказать, что начальник тот был человек крутой, с уголовным прошлым – сиделец, то ли за воровство, то ли за крупную растрату по подложным документам, что, в сущности, одно и то же.

Конечно, без покровительства сверху такого человека к руководству участком и близко бы не подпустили.

С Шебулдяевым Иван знаком не был, так, как-то раз видел его красную подпитую морду в приемной монтажного управления, где он, нахально развалившись в кресле, отпускал банальные шуточки секретарше Соне и не упускал возможности потрогать ее мягкий зад, пока она шныряла мимо в кабинет и из кабинета начальника.

Значит, очень крепко стоял на ногах этот Шебулдяев, если вот так шумно и при людях оказывал свое недвусмысленное внимание карманной игрушке самого начальника управления.

Что делать? Сам – он и есть Сам! Его приказ – закон, не плевать же против ветра!

И Метелкин, молодой специалист, но уже, как ему казалось, наученный жизнью, старался не конфликтовать с начальником и не очень-то высовываться в среде своих сослуживцев. Эдакий маленький Премудрый Пескарь, каким он сам себе казался.

Работал бы Иван и работал себе инженером в отделе главного механика, перекладывал бумажки исходящие и входящие, если бы не эта злополучная командировка.

На его несчастье, Шебулдяев на этот раз запил, и запил крепко.

Все бы ничего – он, по разговорам, и раньше не просыхал, но на этот раз его пришлось отозвать в ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий, для тех, кто не знает.

В припадке алкогольного психоза он во время очередной планерки кинулся с монтажкой – металлическим прутом – на куратора стройки, видного партийного работника-товарища.

Времена тогда были суровые, коммунисты, известное дело, шутить не любили, и шутку товарища Шебулдяева многие не поняли. Был вызван наряд милиции, но Шебулдяев, пользуясь заступничеством Самого, вместо тюрьмы, оказался в ЛТП.

Лечением, конечно, эти профилактории не занимались, но кое-какая польза от них все же была. Во-первых, человека изолировали и ломали его волю, а во-вторых – бесплатная рабочая сила на особо тяжелых производствах.

Одним словом – каторга.

Новая должность Ивана Метелкина и командировочное удостоверение давали ему право на отдельный гостиничный номер, а, не как обычно, койку в общежитии.

Этот, ставший для него роковым, участок был задействован на монтаже оборудования сахарного завода.