Читаем Паркур (ЛП) полностью

— Но если быть честным, как можно не повредиться, спрыгнув с большой высоты, этому возможно научиться?

— Мой отец рассказывал мне, что он мог прыгать с высоты 8-ми метров с такой же легкостью, как с высоты табуретки. Так что я начал с табуретки. Я видел, к чему это может привести. Потом я забрался на стол, потом с каждым разом все выше и выше. Там уже начинает чувствоваться вес, который очень важен, особенно при приземлении, которое вызывает боль. Не обязательно прыгать с восьми метров, чтобы это почувствовать, достаточно и двух с половиной. Когда у вас правильная техника и когда вы повторили прыжок двадцать, тридцать, сорок или пятьдесят раз, мозг начинает запоминать, все тело начинает запоминать, словно у него есть своя память. И однажды вы просыпаетесь утром после вечерней тренировки и говорите себе: «Хорошо — я сделал 50 прыжков, и я в порядке, мое тело не пострадало. Так что я могу сделать еще 100 прыжков и даже добавить один метр в высоту». Такие мысли начинают приходить мало-помалу. Тут все так же, как и в природе. Понаблюдайте, как гиббон делает прыжок с ветки на ветку: у него нет вопросов, он не спрашивает себя, как ему схватиться за ветку. Он просто следует своим инстинктам. Это не спортсмен, который высчитывает каждый сантиметр, каждую сотую сантиметра. У животных есть инстинкты. Они учатся всему с самого детства. Играя, цепляясь за низкие ветки, ничего не просчитывая, они работали над своей физической сопротивляемостью. Они учатся и падать так же. Маленькими шажками они работают очень естественно над своим видением, над своим определением расстояний и т. п. И наступает момент, когда он гиббон приходит в полное согласие с собой, со своим лесом, который служит ему окружением. Все его движения безупречны, не потому что он лучше других обезьян, а лишь потому, что у него получается сбалансировать свой вес, размер, энергию, скорость… Когда они двигаются, то видно, что все эти обезьяны реализуют свой потенциал самым естественным образом. Это то, что мы так же ищем в Паркуре. Если ребята начинают слишком увлекаться всякими измерениями, они начинают терять инстинкты. Они могут быть эффективными, как профессиональные спортсмены, но они теряют естественность, а с ней и подлинность движений.

— Но разве не нужна какая-то особенная физическая база для того, чтобы прогрессировать в Паркуре?

— Нет. Это как если бы вы мне сказали, что эта обезьяна создана, чтобы карабкаться по деревьям, а другие — нет. С того самого момента, как у человека появились две руки и две ноги он способен двигаться, поднимать свои колени, забраться на стол и спрыгнуть на пол. Каждый может заниматься Паркуром, каждый может преодолевать препятствия. Единственная разница в том, что одни могут выдержать все, что несет с собой преодоление препятствий, а другие — нет. Очевидно, что физические данные могут сильно влиять на движение: парень весом в 60 килограмм будет прыгать не так, как парень весом в 100 килограмм. С возрастом мы так же по-разному приспосабливаемся к Паркуру: в 30 лет мы не прыгаем так, как двадцатилетние ребята, а в 40 как тридцатилетние. Но не важен возраст, не важен уровень, не важен стиль движения, важно само движение. У каждого есть возможность найти путь в Паркуре, свой собственный путь. Паркур требует, чтобы каждый его преобразовывал под себя. Я повторяю фразу своего отца: мы становимся тем, чему себя посвящаем. Когда ему было сорок или шестьдесят лет, я видел, что отец продолжал «исполнять свои трюки», не задаваясь вопросом о своих физических способностях. Он не сомневался в них. Он знал, что еще может двигаться, бегать, прыгать.

— Занимаетесь ли вы в тренажерных залах?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное