Читаем Паркур (ЛП) полностью

— Мне было интересно, как и когда мой отец приобрел те физические умения, добился тех спортивных достижений, о которых мне рассказывал мой дед. Меня интересовало, как он смог всего этого добиться. В конце концов, я обратился к самому отцу, хотел узнать, какой спорт он практиковал, чтобы достичь такого уровня. И именно тогда я впервые услышал слово «parcours» (полоса препятствий). Он рассказал, что еще будучи ребенком при армии, каждую ночь он просыпался, чтобы пойти потренироваться в полном одиночестве и в тайне от всех, на полосе препятствий и на других «полосах», которые помогали ему развиваться. Для меня это было абстракцией, это слово «parcours», оно ни о чем мне не говорило. Отец объяснил мне, что там были разные виды полос: полоса выносливости, ловкости, гибкости и т. п. Даже существовала своеобразная полоса тишины: он тренировался с другими мальчишками передвигаться с дерева на дерево над патрулями французской армии, стараясь остаться при этом незамеченным. Их разум даже тогда был в процессе подготовки к войне. У многих людей сегодня возникают ассоциации с игрой, когда они интересуются Паркуром, в то время как для моего отца это был вопрос жизни. Это был метод тренировки, который позволял ему закалить себя, выжить во время войны и защититься от людей, которые желают причинить ему зло. Мой отец занимался этим с большим терпением, готовностью, упрямством и самоотдачей. Он брал каждое препятствие, которое ему встречалось, и старался найти наилучшую технику для его преодоления. Он повторял эти движения по пятьдесят, сто раз, пока не научится идеально владеть каждым из них. А ему было на тот момент всего двенадцать, тринадцать лет. Сравнивая себя с ним в том же возрасте, я чувствовал, что сильно отставал. Если я получал от кого-то шлепок, мое лицо становилось красным, и я плакал так, словно получил удар палкой по спине. Я любил играть со своими Playmobil (игрушечные солдатики), представляя, что они проводят свое время, выживая в джунглях. Необходимость проливать кровь, пот и слезы — вот, чем для моего отца был Паркур.

— Как произошло ваше посвящение в Паркур?

— Нужно понимать, что Паркур не взял и не свалился с неба просто так. Мой отец не говорил мне: «Держи, теперь, когда тебе пятнадцать лет, я передам тебе секрет, сын мой». Я вынужден был искать, докапываться, вынюхивать как журналист. Сначала мне открылся мой отец и то, каким человеком он был, потом я начал использовать все, чему он меня научил, как проживать жизнь, как строить её из надежных кирпичей. Он дал мне многие элементы, которые одновременно связаны как с неким мировоззрением, так и со спортивными советами, чтобы лучше подготовить себя физически и ментально. Это смесь всех этих составляющих, в большей степени личная работа над собой, которую я проделывал годами, что шаг за шагом привело меня к Паркуру. Сегодня некоторые люди говорят мне: «Дэвид, вы создали Паркур». Но это не так! Я не ученый, который работает в лаборатории, и не инженер, я ничего не изобрел таким способом. Это долгий процесс, который начался еще когда я был подростком, а то и еще раньше. Школа меня больше не интересовала, я нуждался в подлинности, в поисках чего-то существенного. В определенный момент я сказал себе, что жизнь слишком коротка, и я должен найти себя в том, чем я хотел бы заниматься в этой жизни, в какой определенной области я могу быть хорош, а позднее все остальное придет следом. Я перенял это от моего отца, он считал, что если выучить определенную базу, то она может сослужить нам в любой другой области.

— В чем состояло это мировоззрение, которое вам передавал отец?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное