Парламент Её Величества

Царица, склонив голову в знак признательности, напряглась в ожидании, чтобы хоть кто-то из этой толпы разодетых и раззолоченных вельмож сказал хотя бы одно слово против или челобитную передал… Вроде обещано было… Но справа от царицы стоял Алексей Долгоруков, а слева его сын – князь Иван, зорко следившие, чтобы никто не передал государыне хотя бы записочки.

Когда царица уже смирилась с мыслью, что она будет царствовать, а не править, среди толпы вельмож раздался шум и чей-то властный голос произнес:

– Челом бьем, государыня!

К царице шагнул князь Черкасский. Алексей Григорьевич и Иван Алексеевич Долгоруковы тотчас же выдвинулись вперед, закрывая собой императрицу, будто бы от врага, а к ним тотчас же приблизились другие члены клана Долгоруковых. Неподалеку встали и братья Голицыны.

– С челобитными опосля придешь, князь! – ухмыльнулся Алексей Долгоруков. – Занята государыня.

Иван Алексеевич презрительно добавил:

– Сирым да убогим нынче не подаем! Жди, князь, когда царица Анна из храма выйдет.

Иван Долгоруков не сразу понял, что сморозил глупость. От его фразы, если и были допрежь у Долгоруковых сторонники, то их сразу и поубавилось.

– А вот про то, Иван Алексеевич, не тебе решать! – веско изрек генерал Юсупов, вставая к плечу Черкасского.

К Юсупову молча присоединились князья Барятинский, князь Иван Трубецкой и генерал Чернышов. Кто-то там еще из княжеских родов – природных и приезжих. Узрела среди них и родственников – дядюшку Василия Федоровича, преображенского подполковника Семена Андреевича, генерала Ивана Мамонова-Дмитриева – мужа сестрицы Пелагеи. А следом – целая толпа нетитулованного дворянства. Однако ж это были не последние люди – армейские генералы и гвардейские офицеры, придворные и статские чины, не ниже статского советника.

Анна оживилась. Усталости словно бы и не бывало.

– Господа, челобитчику-то дайте пройти! – нарочито вежливо сказала императрица. – Что вы дорогу-то застилаете? А ну-ка, князья, раздвиньтесь!

Не дожидаясь, пока Долгоруковы отойдут в сторону, Анна Иоанновна решительно раздвинула их по сторонам и сама вышла к дворянству.

– Где челобитная-то ваша?

– Вот она, государыня! – вышел из толпы дворянства невысокий человек в светском платье. – Василий Никитин, сын Татищев, – представился он. Разворачивая бумагу, спросил: – Дозволите прочесть прилюдно? Подписана сия челобитная дворянством твоим, числом в сто восемьдесят семь человек.

– Дозволяю, – милостиво кивнула царица, ломая голову – а кто же он таков, Татищев-то? Фамилия знатная. Аладьины, Бычковы, Овцыны, Татищевы – хотя и не князья, а от рода Рюрика. А сам-то кто Василь Никитич? Верно, не меньше, чем действительный статский советник, а иначе бы его сегодня в храм бы не допустили…

– Государыня наша, просим мы, от имени многого шляхетства нашего, Верховный тайный совет распустить и принять на себя титул самодержавицы всероссийской.

Татищев умолк, и тогда начал говорить князь Черкасский. Поклонившись до земли, князь сказал:

– Государыня наша в безмерной любви к нам, к народу своему, пребывает. И нам следует возвратить то, что украдено у нее беззаконно. Пусть она остается самодержицей всероссийской, как и предки ее.

– Да здравствует наша самодержавная государыня Анна Иоанновна! – яростно закричал князь Юсупов, а вся толпа высшего дворянства заголосила:

– Да здраст… государыня… самодержица… Анна!

Татищев молчал, держа свиток, а Черкасский продолжил:

– Хотим мы тебя спросить – по своей ли ты воле отдаешь власть в руки господ – членов Тайного совета?

– В послании, которое Василий Лукич Долгоруков мне в Митаву привез, сказано было, что подчиняться Верховному тайному совету – есть воля всего народа.

– А нашу волю никто не спрашивал, – веско заявил Черкасский. – Все, что подписано было тобой, затейка верховников. Верно, господа? – обернулся он к своим сторонникам, заговорившим все враз:

– Верно говоришь!

– Истину речешь!

– Изолгались Долгоруковы!

– Виват государыне!

– Да здравствует императрица!

– И святая церковь на дело сие князей Долгоруковых не благословляла, – внес свою лепту владыка Феофан, радуясь возможности досадить «верховникам».

Князь Черкасский, дождавшись, пока шум в храме не уляжется, продолжил:

– И просим мы, государыня, присягу, которую мы все только что произнесли, считать неверной! Опять-таки – обманули нас «верховники», когда присягу произносили. Надобно новую присягу, где про самодержавицу говорится!

Из-за плеча государыни вынырнул Василий Лукич Долгоруков.

– Присяга в святом храме – это присяга Господу! Негоже присягу менять! – заявил он. Повернувшись лицом к архиереям – противникам владыки Феофана, пытаясь найти у них поддержку, сказал: – Слово скажите, отцы… Как скажете, так и поступим. Наверное, не все вы в протестантизм ударились, как владыка Феофан, – пустил князь напоследок парфянскую стрелу, надеясь внести раскол между членами Синода.