Передо мной стоит Мэддок, недовольно рассматривающий свою футболку. Над его бедром расплывается красное пятнышко.
Его глаза поднимаются на меня.
– Черт подери, ты порезала меня!
–
Проигнорировав мой вопрос, Мэддок снимает через голову футболку и осматривает рану.
Да к черту рану… привет, кубики на животе и – офигеть просто! Ох, эти бедра. Толстые вены вычерчивают идеальный путь для моего языка, начинающийся в нескольких сантиметрах от его пупка и исчезающий в серых спортивных штанах. Которые
Да, ему есть чем похвастаться.
И готова поспорить, что, если чуть-чуть потянуть за шнурки, его штаны скользнут вниз, открывая доступ к главному призу.
Но вот Мэддок судорожно вздыхает, и я поднимаю на него глаза.
Ох, точно, я же порезала его!
Я быстро ползу на коленях по матрасу и уже через секунду встаю перед ним. Облизав палец, я провожу им по ранке, чтобы убрать кровь, и он вздрагивает.
– Расслабься. Я чуть-чуть поцарапала тебя, не может быть, чтобы было настолько больно.
Мэддок отталкивает мою руку, когда я нажимаю на ранку.
– Мне вообще не больно.
Я поднимаю руки, а потом опускаюсь на кровать.
– Я бы попросила прощения, но ты сам виноват. Нечего было подкрадываться ко мне.
Он облизывает губы, продолжая смотреть на меня. С его руки свисает футболка.
– Зачем ты пришел?
– Чтобы убедиться, что ты дома.
– Вы же сами высадили меня у крыльца, разве нет?
– Это ни хрена не значит. – Он пожимает плечами.
– Значит, ты хотел узнать, отправилась ли я домой или тайком пробралась в чужую кровать?
Мэддок даже не пытается ничего отрицать. Но и не соглашается.
– Что ж, я у себя, так что теперь ты можешь идти.
Не обращая внимания на мои слова, Мэддок тянется к моему ножу, но я рывком хватаю его.
Его глаза вспыхивают.
– Зачем тебе это?
– Привычка. – Это не ложь.
Я начинаю нервничать под его пристальным взглядом и заставляю себя не ерзать на месте.
– Почему ты спишь с ним?
– Не твоего ума дело.
– Дружки твоей матери? – догадывается он, и мои ноздри раздуваются.
– Не притворяйся, что тебя это волнует.
– Я и не притворяюсь.
– Тогда не притворяйся, что тебе интересен мой ответ, – огрызаюсь я, ощущая пустоту в животе. – Убирайся ко всем чертям.
Мэддок не двигается, пытаясь сохранить свой мрачный вид. Но если он себе на уме, то я наблюдательна – он внимательно разглядывает меня, высматривая повреждения. Не то чтобы мои синяки и ссадины могли заставить его медлить… но все же.
– Хорошо. А теперь, Рэйвен, слушай внимательно. Ты больше
Я прислоняюсь к раме.
– Скажешь, что от него мне тоже нужно держаться подальше?
Мэддок оглядывается на меня через плечо, и опять этот безжалостный взгляд.
– Не задавай глупых вопросов, на которые ты и так знаешь ответ.
Мои глаза следят за движением его языка, когда он проводит им по губам.
Но тут Мэддок делает шаг назад, и наши взгляды снова встречаются.
Он качает головой и исчезает в темноте.
Улыбаясь сама себе, я закрываю за ним окно.
Я кручу в руке нож и провожу пальцем по стирающейся гравировке на ручке: «Семья – это не только общая кровь».
Не знаю, что это значит, но сам нож меня успокаивает.
У моей матери был только один мужик, который осознавал, что у нее есть ребенок, и соответствующе вел себя, пока был с ней. Он все равно был куском дерьма, появлялся и исчезал в ее комнате, как и все остальные, но каждый раз приносил мне мороженое и портативный DVD-плеер с новым фильмом. Он говорил мне включить звук, и обычно к тому времени, когда заканчивалось кино, заканчивался и его платный сеанс. Он забирал фильм и уходил.
Но когда мы виделись в последний раз, пробыл у нас совсем недолго. Мужчина опустился рядом со мной и с каким-то торжественным видом дал мне этот нож. Он велел мне всегда носить его с собой, но пользоваться им только тогда, когда я почувствую в этом необходимость. Он сказал, что написанные слова – это истина, что я не должна принимать свою жизнь только потому, что родилась в ней.
Он сказал мне, что семья – это выбор, а не бремя рождения. Он сказал, что лишь от меня зависит, когда я прочувствую это и когда перестану соглашаться на меньшее, чем хочу.
Мне кажется, что в тот самый момент он наконец понял, что моя мама брала «работу» домой, и чувствовал себя полным дерьмом, но в то время я приняла его слова и держалась за них. И с того самого дня мой нож помогает мне спать по ночам.
Мэддок стал вторым, чья кровь окропила его лезвие.
Но сомневаюсь, что он будет последним.
Я снова ложусь в кровать, включаю фонарик, вставляю наушники и прячу нож.
Но сон ко мне так и не приходит.
Глава 18
Дождь лил всю ночь и, похоже, не собирался прекращаться, так что все, кто смог найти доллар пятьдесят, прыгнули в городской автобус, чтобы доехать до школы: два с небольшим километра под дождем пешком – то еще веселье.