Читаем Парни нашего двора полностью

Вьюга, гроза ли с перекатными громами и мечами-молниями, или солнечность во все небо — одинаково красивы своей могутностью молодые и старые вязы. От крепкого изгибистого корня взяли свое начало. Из года в год я прихожу сюда. Вспоминается многое, обо всем рассказать и жизни, наверное, не хватит. И когда не смогу я прийти сюда, поспорить со старым своим мастером Петром Петровичем, все так же будут шуметь вязы. Им шуметь веки вечные.

В дворовой беседке под вязами народу сегодня не густо. Любители домино азартно забивают «козла». Я сижу в сторонке, слушаю старого мастера Петра Петровича Петрова, того самого, что во мне «рабочую жилку» еще до войны усмотрел:

— Негоже получилось. Надоумил я ребят внести рацпредложение. Сказано — сделано. Новинку приняли, внедрили. Ребятам, и мне в их числе, наградные выплатили. Течет время, а экономии будто кто запруду поставил, не течет, сплошь убытки…

— Это как же так? — удивляюсь.

— А вот так…

Оказывается, заказчик возвращал заводу листы стали, на которых крепились трансформаторы, не думая вовсе, что сталь эта входила в стоимость изделия. Когда сплошные листы заменили полосками под болты крепления, возврат металла снизился, снизилась и его экономия, получился перерасход. Выходит, изготовитель «экономил» за счет заказчика…

— Вот как негоже… — вздохнул Петрович. — Козлами отпущения оказались ребята-рационализаторы. Обиделись они, разумеется. И — фьють с завода. Гордые. И себе на уме. Я в партком. Главинжу и буху — выговоры. А ребята-то — в «шабашках», скверна это в отливке. Покалякал бы с ними, вернул. Рабочая-то правда восторжествовала! Ребята-то выученики мои, вязки. — Петрович посмотрел на молодые вязы над нами, а я, глядя на него, вспомнил про старый у ворот долгожитель.

Ребята нашего двора почти с детства обязательным добавком к своему имени имели прозвище-незабудку, второе, уличное имя. Так, бывало, и спрашивали: «А по уличному-то как звать?» И по этому «уличному» вспоминали и находили людей, живущих и полета лет назад, а то и все сто.

Парфена Щеглова окрестили Птицей-Девицей. Уши у парня, что ласточкины крылья, острые и торчком от головы. А Девица — за глаза круглые, с густыми ресницами, да пухлые, совсем не мужские губы.

У Юры Минца совсем необычная «незабудка» — Добрый Вечер. Юра — токарь, передовик, в почете. Радиолюбитель, мотоциклист, обо всех и о себе словоохотлив. Нарушил на мотоцикле правило, видит, милиционер навстречу, растерялся, в глазах потемнело. «Добрый вечер!» — приветствует милиционера. А дело-то было утром. Милиционер засмеялся, он и не заметил нарушения Минца. С тех пор и зовут Юру Добрый Вечер.

Виталий Рыжиков, единственный в своем роде, без «незабудки», его и так запомнишь — Рыжий.

Ребята эти совсем недавно, как говорят, под стол пешком ходили. Война их как будто за уши тянула и в отличные производственники вытянула. Я их хорошо знал — эту молодую поросль от изгибистого корня.

Я узнал у Петровича, где они «варяжничают», и вылетел туда на самолете. В дальний район забрались ребята. Уговаривать их долго не пришлось, они сразу поняли свою ошибку: не уходить надо было, а на месте добиваться правды, как это сделал Петрович.

Обратно летели мы все вместе на самолете Валентина Гусакова — еще одного парня нашего двора, который теперь работал в аэрофлоте…

* * *

Самолет на заданной высоте. Возбуждение, которое охватывает на взлете не только пассажиров, но и бывалых летунов, прошло. Люди успокоились, озадаченные каждый своим.

Тот, кто еще не летал совсем или редко поднимался в воздух, не отрывается от иллюминатора, стараясь запечатлеть воочию проплывающую под самолетом землю. При взлете «проплывающей» землю назвать никак невозможно. Она с невероятной скоростью налетает на самолет и с непостижимым ускорением мчится к хвосту и оказывается далеко внизу.

Самолет выравнивается, и земля успокаивается. Она раздается и вдаль, и вширь. В памяти всегда неизгладимо впечатление от огромности земли. Как и откуда увидеть ее такой? Из космоса она кажется голубой звездой, красивой до нереальности: без лесов-перелесков, прудов-озер, деревень и одиноких домишек.

Даже завсегдатаи самолетных салонов нет-нет да прильнут к окуляру иллюминатора. Земля не постоянная в своей красоте, каждый раз сверкает новыми гранями и суровости своей, и прелести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пока светит солнце
Пока светит солнце

Война – тяжелое дело…И выполнять его должны люди опытные. Но кто скажет, сколько опыта нужно набрать для того, чтобы правильно и грамотно исполнять свою работу – там, куда поставила тебя нелегкая военная судьба?Можно пройти нелегкие тропы Испании, заснеженные леса Финляндии – и оказаться совершенно неготовым к тому, что встретит тебя на войне Отечественной. Очень многое придется учить заново – просто потому, что этого раньше не было.Пройти через первые, самые тяжелые дни войны – чтобы выстоять и возвратиться к своим – такая задача стоит перед героем этой книги.И не просто выстоять и уцелеть самому – это-то хорошо знакомо! Надо сохранить жизни тех, кто доверил тебе свою судьбу, свою жизнь… Стать островком спокойствия и уверенности в это трудное время.О первых днях войны повествует эта книга.

Александр Сергеевич Конторович

Приключения / Проза о войне / Прочие приключения
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне