Парни в бронежилетах

Пленник вдруг взрывается длинной тирадой, поднимает связанные руки, словно замахивается. Но женщина не понимает, на каком языке он говорит. Связанные руки пленника только больше язык ей развязывают.

– А этот вон... За главного у них... Он командует... Они вон в том доме сидят, где антенна-тарелка. Хозяина и всех мужчин в подвале закрыли...

– В самом доме или в сарае? – полковник соображает вдруг, что одна из женщин в самом деле носила в корзине много посуды. В сарай носила...

– Я не знаю...

– Спасибо. Вам лучше дома закрыться. Здесь могут стрелять, – советует Сохно и закрывает дверцу.

– А я не боюсь... У меня два сына у Рамазана Кадырова служат, – отвечает она, но все же спешит к своему дому. Он предпоследний на улице.

Сохно не торопится тронуться с места. Оборачивается, встречается взглядом с Согриным и Кордебалетом. Все прикидывают ситуацию про себя и не спешат выложить ее при пленнике.

– Что там за группа? – спрашивает, наконец, Согрин.

– Сдаваться хотим... Решили сложить оружие... – пленник смотрит вдоль улицы в надежде, что кто-то выйдет из ворот дома, где сидит его группа, и заметит машину.

– Разворачивайся, – приказывает полковник. – Выезжай за сопку. Там лес не густой...

Сохно не надо повторять приказ. «Нива» тем и хороша, что развернуться может на небольшом пространстве. Оставив новый шлейф пыли, они быстро покидают опасное село. Уже в лесу останавливаются. Дальше не проехать, начинается тот самый бурелом, через который они пробирались, спускаясь с точки наблюдения.

– Толя, займись пленником... Он хочет поговорить откровенно... Он обещает много рассказать, – приказывает полковник. – Шурик, наверх, за мной, разворачивай рацию...

Рация в группе миниатюрная, не больше ноутбука, но сильная. Кордебалет сразу, опережая командира, направляется вверх, на ходу снимая с плеч ранец рации. Согрин еще присматривает, как Сохно заботливо выводит из машины пленника, с трудом передвигающего простреленные ноги, и ставит того к дереву, чтобы было обо что опереться. А сам садится на поваленный ствол ели, вытаскивает длинный нож и демонстративно принимается со старанием и любовью оттачивать его. Начинается психологическая обработка, дальше эта обработка включит в себя вербальное воздействие. Полковник ухмыляется, зная, что допросы Сохно проводить умеет. И догоняет Кордебалета, который уже развешивает по веткам антенну.

– Связь желательно не со штабом операции... Сумеешь связаться со штабом группировки?

– Думаю, без проблем... Они всегда сидят на приеме...

– Отправляй с категорией «срочно»... Запрашивай, кто есть поблизости боеспособный... Где-то, я слышал, в этих местах работал спецназ ВДВ... Может, их не успели еще вытащить?..

Кордебалет настраивает рацию.

А сам Согрин поднимается выше, на прежнее место наблюдения, вытаскивает из футляра бинокль, устраивается поудобнее и начинает снова и с большим вниманием изучать каждую деталь двора, который уже осматривал, казалось, тщательно...

Здесь предстоит серьезно работать...

3

Прощание с отцом проходит спокойно и без долгих разговоров. А что особенно хорошо – без нравоучений на тему отношений человека и Родины. Сережа этого больше всего боялся. Но – обошлось...

– Вот здесь останови... Дальше я пройду пешком...

Это «дальше» звучит двояко. Может означать и то, что дальше проехать нельзя, и то, что он просто желает чуть-чуть ноги размять, и то, что не желает, чтобы другие увидели, как его подвозит отец, и то, что он не желает показать отцу местонахождение офиса... Отец может выбрать из множества то, что ему больше по вкусу. А уж за вкус отца младший Ангел отвечать не может.

Сережа выходит из машины за квартал от дома, где они устроили квартиру-офис, и улыбается на прощание – уже с улицы. Улыбка его несколько грустная.

– Я скоро позвоню тебе... То есть всем позвоню, но считай, это персонально тебе... Как только Джон передаст первые данные. А завтра, надеюсь, увидимся...

– Жалко, что мы не в одной команде, – отвечает отец и поворачивает ключ зажигания.

– Но хорошо, что мы не в противоборствующих командах...

Сережа несильно захлопывает дверцу, под провожающим взглядом отца долго идет по тротуару, потом между домами сворачивает во двор. К сожалению, приходится маскироваться даже от отца. От этого Сережа испытывает чувство стыда, но чувство долга сильнее этого простейшего бытового понятия. Тем не менее неприятная тяжесть на душе остается. Словно он отца унизил и оскорбил.

Переждав несколько минут во дворе, чтобы отец уехал, Сережа возвращается на улицу. Естественно, сначала выглядывает. Серебристого «Гранд Чероки» не видно. А младший Ангел, как опытный оперативник и к тому же бывший спецназовец, в первый же день изучил ближайшие к дому дворы. Просто на всякий случай. Он всегда так делает в любой стране. Пути возможного отхода надо предвидеть. И Сережа знает, что зашел не в проходной двор. Он это умышленно сделал, на случай, если отец будет его искать. Зашел в непроходной двор – значит, здесь... Простейшая логика. Не должен отец подозревать его в обмане, который происходит в действительности.