Парни

В одном месте этой рощи творились издавна дела достопримечательные. На отшибе от главных троп стояла прежде чья-то дача, мудрено отстроенная; от нее осталось теперь только крыльцо да столбы каркаса, как зубья бабы-яги, торчали из кучи всякого хлама. На крыльце, которое за дубами ни с какой стороны не было видно, только ночью водворялась жизнь. Кто-то приносил из поселка фонарь «летучую мышь», ставил его на разостланную газету, а остальные рассаживались около фонаря как придется: на корточки, на колени и т. п. Примыкающий к реке кусок этой рощицы с удивительным крыльцом звали Вдовьим Бродом, непонятно почему. Одни слышали, будто пьяная вдовушка бултыхнулась тут с кручи в воду, намереваясь перейти реку вброд; другие, напротив, утверждали-де, вдову укокошили и сбросили с берега с забитым землею ртом. Во всяком случае, толком никто не знал, почему именно здесь установились потайные ночные сборища. Крыльцо, о котором речь, почиталось привилегированным местом: тут сражались в «очко» только мастаки, фартовый народ, отчаянные головы, а рядышком на травке упражнялись бессменно «любители».

Когда Неустроев явился, то много «прогоревших» несчастливцев только смотрели на игру. Они ходили от кружка к кружку, волнуясь за чужие промахи.

Неустроев втиснулся в круг, присев на корточки, и очутился рядом с одним незнакомцем, очень волосатым, одетым во все потрепанное, красноармейское, надетое им так, что одно только лицо, испитое невзгодами, торчало из-под шлема. «Шпана», — решил Неустроев, глядя на длиннополую шинель. Но изрядный проигрыш человека в шлеме расположил к себе Неустроева. Он помирился с таким соседством.

— Промазал, — сказал загробным голосом новичок в шлеме, выбрасывая пятерку.

— В игре не везет, в любви везет, — ответили ему.

— Любво ноне больно дешева: давай я на копейку пуд достану, — ответил шлем, пересчитывая деньги близ фонаря. — Кладу в банк рупь да трешку.

И проиграл мгновенно.

Руки новичка как-то уж очень были живы, переметывались, отражая все случайности игры, а лицо и голос будто не менялись.

Вскоре Неустроев уяснил, что новичок, наверное, с получкой, здесь впервые, неопытен, разумеется, ни в каком случае не опасен как противник в игре, можно с ним тягаться до одури, и нужно думать — скоро он «вылетит в трубу». Таких каждый вечер было немало.

Неустроев взял у шлема банк раз, взял другой, «покрыт весь» и тоже взял. Так повторилось несколько раз. Когда обойденный круг, увеличивший банк, доходил до последней руки, до Неустроева, этот непременно брал.

«Удача, — думал он, засовывая деньги в боковой карман; руки его дрожали, дыханье разрасталось. — Можно выиграть зарплату месячную зараз».

— Тебе линия выпала, катай по банку, — сказал Скороходыч, подсаживаясь к нему.

Ребята из бригады, а также другие заводские обсели Неустроева, как кошки.

— Игра, она — дура, — ответил Неустроев, — сегодня нам, завтра вам. А играю-то я для времяпрепровождения.

Но удача преследовала его: когда банк у соседа нарастал до изрядного куша, Неустроеву под последнюю руку каждый раз приходила десятка или туз. Он смело загребал рукавом деньги, и сосед кутал при этом недовольное лицо в воротник шинели и ругался зазорно.

Товарищи шептали Неустроеву:

— Везет тебе, выставь его, выставь без канта.

И напоминали, пригибаясь:

— Магарыч, Костька, магарыч — и к девчатам в Кунавино на всю ночь.

— Не робей, воробей, случаем пользуйся.

Удивительное дело: карта шла за картой, одна выигрышнее другой. Когда шел на большую сумму, всегда брал, ежели на малую, то проигрывал. Это его пугало. Он как-то поставил при тузе нарочно мало и проиграл.

Подумал:

«В случай я не верю. Если случай играет со мной, я предпочту избавиться от его участия, хотя бы сулил он мне выигрыш».

Он поставил большую сумму на самую плохую карту, целых два червонца. Бросив деньги в колени банкомета-соседа, наперед считал их проигранными. Схватил карту, которую прикупил к шестерке: пришел король — наивыгоднейшее сочетание, потом пиковый туз, двадцать одно стало, без проигрыша.

Тогда он вышел из круга, без охоты забрав деньги.

— Нечестно, парень, — сказали соучастники. — Играть — так до конца. Сейчас тебе удача, вскоре другому: тем игра держится.

И Костька вновь сел, чтобы «провести время». Он волынил. Играл только в гривенники, не проигрывал и не выигрывал. А сосед его спускал последки. И когда последнюю трешницу выбросил он на кон из-под полы, тотчас же встал, встряхнулся и невнятно выругался. По всему видно было, что больше он сюда не явится. Долгополая шинель его вскоре потонула в сумраке.

— Получка екнула, — стали смеяться по его уходе. — Ретив да горяч.

— А может, и не получка. Может, эти деньги хапаны.

— Наверно, кооперативный работник.

На следующий вечер Неустроев не ходил туда, хотя зуд любопытства и не давал ему покоя — придет ли подозрительный шлем опять. Все-таки решил выдержать.

А в бараке рассказывали про его удачу, поздравляли не без усмешек, и он должен был шутить.

— Каюсь, сел ради шутки, а получилось, как говорится, «счастливое стечете обстоятельств». Ну, и разлагался я целую ночь.