Парниковый эффект

– А сегодня так просто кошмар, с утра дурные мысли в голову лезут. У меня же б'oльшая часть фирменного белья контрафакт китайский. И налоги я с него не плачу…

Разумовский на полуслове прервал ее исповедь, чтобы и самому не приведи Господи не наговорить ей чего-нибудь лишнего, спросив, не общалась ли она в последнее время с Ланцовым, и та подтвердила, что заходила к нему в пятницу за разрешением на перепланировку квартиры, но тот ей в этом наотрез отказал.

– Я к нему и так, и этак, а он уперся, говорит не положено, – со слезами на глазах объяснила соседка. – Что теперь делать-то?

«В прокуратуру бежать сдаваться», – подмывало дать ей совет Разумовскому, но пересилив себя, он посоветовал ей больше молчать, а еще лучше, как можно быстрее уехать к теплому морю и переждать эпидемию, тогда возможно со временем все и нормализуется.

Еле сдерживаясь, чтобы самому не раскашляться, Иннокентий Сергеевич поспешил с ней расстаться, пообещав сообщить ей на днях номер счета для перевода денег, а вскоре в квартире четвертого этажа им было получено еще одно доказательство в лице отставного генерала инженерно-строительных войск Сагалаева, возглавившего в прошлом году их муниципальный округ. Тот три дня назад вопреки своим предвыборным обещаниям распорядился изгнать с его территории всех подпольных производителей и нелегальных торговцев, работавших по устному с ним соглашению за ежемесячные денежные отчисления в пользу местного самоуправления. И после такого повергшего всех в шок и трепет приказа генерал двое суток уже находился в глубокой депрессии и заливал душевные раны настоянной им на травах водкой, но при этом пообещал перевести несчастной бабуле месячную свою пенсию. И он, в чем уже Разумовский не сомневался, общался перед этим с Ланцовым на предмет переоборудования двух подвалов соседнего дома в аптеку и салон красоты, на что неожиданно получил от начальника ЖЭКа категоричный отказ.

Кипя от негодования и имея уже неопровержимые доказательства, Иннокентий Сергеевич тут же отправился вершить правосудие над доставившим ему столько мучительных унижений соседом, и тот, открыв дверь, провел его в комнату и предложил чаю с печеньем, но гость сразу повел себя агрессивно и, выложив все свои обвинения, призвал Ланцова к ответу.

Первоначально Василий Васильевич от яростного его напора смутился и покраснел, что было ему прежде несвойственно, и хотел было тут же во всем признаться, решив, что соврать все равно не сможет. Но благоразумно выдержав паузу и не дождавшись предвестника своих откровений – кашля, решил все же попытаться уйти от ответа и объяснил Разумовскому, что на здоровье свое пока не жалуется и никаких жизненных неудобств не испытывает, а сам порадовался в душе за пациентов профессора.

Тот словам его, естественно, не поверил и стал ему угрожать принудительной госпитализацией в «боткинские бараки» и публичной оглаской, но, осмелев после своей, как посчитал он, праведной лжи, Василий Васильевич нашел, чем ему ответить.

– А с чего вы решили, что это я вас всех заразил, а не вы или генерал, если верить вашей теории? – застал он своим вопросом врасплох не готового к такому повороту соседа. – От меня значит, этот вирус передается, а от вас, выходит, что нет. Я хотя и не врач, но знаю, что так не бывает, поэтому вы, уважаемый профессор, не по адресу обратились.

«А действительно, почему так?» – спросил себя опешивший от его слов Разумовский и, не найдя вразумительного ответа быстро «сдулся» и сник. Его, как считал он, непогрешимая логика рассуждений неожиданно дала сбой, и весь его обвинительный порыв моментально сошел на нет. А тут еще и Ланцов, обретя уверенность, заявил, что вся эта его теория сущая глупость и никакой тайной болезни не существует, а просто у названных им людей наконец-то проснулась совесть.

«С чего бы ей вдруг проснуться», – подумал про себя Разумовский и, не зная, чем ему крыть, направился к выходу. И все же выпроваживая его из квартиры, Василий Васильевич, расслабившись, кашлянул и бросил ему вдогонку:

– Взяток с больных не берите, и все у вас хорошо будет.

Его слова вкупе с кашлем прозвучали для Разумовского, словно выстрел в спину, и он вернулся к себе с твердой уверенностью, что сосед ему нагло врет, и необходимо как можно быстрее докопаться до истины, а пока ее не отыщет, в клинике не появится.

По-иному после их разговора взглянул на свою болезнь и Василий Васильевич. Сохранять ее втайне от окружающих становилось с каждым днем все труднее, но и признание в ней с неизбежной затем публичной оглаской лишь ухудшит его и без того сложное положение, и до отхода ко сну он старательно отгонял от себя эти невеселые мысли, что давалось ему с большим трудом.