Парниковый эффект

В угрозыск он был направлен в начале восьмидесятых годов по партийной путевке, бороздя в это время после учебы в «макаровке» морские просторы на судах торгового флота судовым радиооператором, и в дальнейшем, заочно закончив еще юрфак университета, о сделанном им выборе никогда не жалел, оставаясь до последнего дня милицейской службы преданным своему делу. Жена называла его романтиком, и он не отрицал этого, объясняя, что только на романтиках и держится сыск, а иные в нем долго и не задерживаются, находя себе более спокойное и «теплое» место.

С распадом Союза, воспринятого Георгием Николаевичем очень болезненно, хотя он и понимал все его недостатки и слабости, времена изменились, и романтизма среди его коллег становилось все меньше, а приходившая служить молодежь была куда более прагматичной, да и многие старики, не устояв перед соблазнами открывшихся перед ними возможностей и искушаемые разного толка предпринимателями, на глазах его обрастали жирком. На все это больно было смотреть, и однажды уже в конце девяностых, не совладав со своими нервами, он бросил на стол вновь назначенного молодого начальника райуправления, потребовавшего от него ежемесячных денежных приношений, рапорт об увольнении, и тот, не задумываясь, его подписал.

Поиски в этих новых условиях под ногами жизненной тверди привели его через несколько лет на юридический факультет авиационного вуза, где впервые за пятьдесят один год он предстал перед аудиторией в непривычном для себя качестве, но быстро освоился и уже седьмой год сеял в юных непросвещенных умах семена уважения к своему государству, закону и праву, рассчитывая, что те прорастут и дадут полезные для общества всходы.

Соседи по дому, получив от него по телефону добро, явились к Субботину уже поздним вечером, и тот, уединившись с ними на кухне, выслушал их рассказ о болезни Ланцова, однако высказываться по поводу услышанного не стал, а предложил гостям чаю, и было неясно, поверил он им или нет, и Разумовский, отказавшись от угощения, осторожно спросил его:

– Считаете, что мы оба свихнулись?

– Да нет, почему же, чудес в нашей жизни хватает, – ушел от прямого ответа Субботин. – Только я по роду своей работы больше фактам верить привык, когда могу их лично пощупать, проверить и оценить.

Разочарованный его ответом Иннокентий Сергеевич лишь тяжко вздохнул и попросил помочь им хотя бы тогда до конца разобраться с возвращенными по их версии Голубковым украденными деньгами, и Субботин ответил, что сделать это несложно, поскольку один из беседовавших с Василием Васильевичем начальников – Денис Мухин – начинал свою службу в угрозыске под его руководством.

– Неплохой тогда парень был – толковый, порядочный. Сейчас не знаю, всякое разное о нем слышал, – объяснил он гостям и, взяв в руки мобильник, набрал номер «крестника».

В ходе их недолгого разговора он поинтересовался у обрадованного его звонку Дениса обстоятельствами гибели Лени, объяснив, что тот в свое время обманул его тещу, а когда они распрощались, поверг в уныние Разумовского, сообщив, что иной информации о пропавших деньгах у следствия нет.

Вернувшись выжатым, словно лимон, домой, Василий Васильевич прошел в свою комнату с одним лишь желанием завалиться спать, но заявившаяся к нему следом жена этому воспрепятствовала и, сунув ему в руку листок с какими-то цифрами, объявила, что нашла покупателя на квартиру.

– Деньги, естественно, пополам, это лучше, чем по суду делить, – деловито объяснила она.

– А жить-то где? – растерянно поинтересовался Ланцов.

– Дело твое. Я себе однокомнатную рядом с Игорем подыскала, а ты сам решай. Может, ты в Австрии жить захочешь.

Василий Васильевич бросил взгляд на листок с ее вычислениями, но вместо того, чтобы взорваться и изорвать его в клочья, он вдруг увидел в глазах этой близкой ему до недавнего времени женщины страх и растерянность и почувствовал жалость к ней. «Она же не виновата, что такой родилась, и вирус ее не берет, вот и мучается», – подумал он, после чего сказал Нине Петровне, что понимает ее и желает ей счастья.

С мыслями о своем ставшем совсем уже неопределенным будущем он улегся в постель и вскоре заснул, а под утро вновь встретился теперь уже лицом к лицу с преследовавшим его во сне старцем.

На этот раз тот под крики беснующейся толпы в сопровождении стражников вышел из церкви и направился к ожидавшей его в стороне карете, запряженной парой гнедых лошадей, и, продвигаясь по расчищенному для него стражей проходу, старик, проходя мимо стоявшего в первом ряду Ланцова, едва заметно ему кивнул и, как тому показалось, слегка улыбнулся, что в его положении арестанта выглядело странно и удивительно.

Старик тем временем подошел к карете, остановился возле нее и, придерживая рукой свою пышную бороду, поднял голову к сиявшему высоко в небе солнцу. Прикрыв от слепящих его лучей ладонью глаза, он негромко что-то сказал вслух, после чего один из его конвоиров распахнул дверцу кареты и помог осужденному забраться в нее и сесть.