Существенную роль в пограничных пермо-триасовых событиях сыграла и палеогеография планеты: все материки были слиты в единый суперконтинент Пангею, простиравшийся от полюса до полюса, куда с востока вторгался узкий и неглубокий океан Тетис, отделяя Сибирь на северо-востоке от Афроамерики на юго-западе. Жизнь Земли была сосредоточена в этом океане и на прибрежной полосе Пангеи, окаймленной горными грядами, а ее центральную часть занимала обширная пустыня, где не выпадало ни капли дождя, а температуры превышали 40–45 °C. Дальнейший разогрев атмосферы за счет парниковых газов и своеобразных солнечных батарей в виде туч, состоявших из серных и углекислых аэрозолей, привел к подкислению и прогреву океана Тетис и высвобождению миллиардов тонн метана, до поры до времени скованных на дне ледяными кристаллами в газовых гидратах. Этот газ является самым действенным парниковым фактором, к тому же он быстро окисляется, расходуя ценный кислород, — вот и еще один источник углекислого газа. Кроме того, вулканический пепел, богатый железом, марганцем и другими микроэлементами, реки и дожди смывали в океан, вызывая бурное «цветение» бактериального и водорослевого планктона, что и привело в конце концов к замору океанской величины. Вот и очередная черная полоса в геологической летописи, причем на этот раз не сантиметровая, а многометровая. И образование этой «полоски» — черных, благодаря накопившемуся в них органическому веществу, сланцев — шло с выделением азота и закиси азота, которые уходили в атмосферу. Дышать становилось все труднее, а в горах, высотой более четырех километров — просто невозможно…
Может быть, именно потому на палеозойско-мезозой-ский рубеж пришлось самое катастрофическое за всю историю жизни на Земле вымирание: свыше 90 процентов морских и более 70 процентов наземных видов исчезли с лица планеты. Пропали все рифостроящие организмы — кораллы, обызвествленные губки и водоросли, и вместо рифов на дне безжизненных морей росли причудливые сростки арагонитовых кристаллов да строматолиты, словно мир опять вернулся в докембрийские времена. (Нечто подобное, кстати, случилось с губками и кораллами в конце раннекембрийской эпохи, а также происходит сейчас.) А на дне остались лишь самые мелкие и просто устроенные животные: им требуется меньше пищи и кислорода. Место пышных лесов заняли поросли древовидных плаунов — нечто похожее на колья с тонкими листочками, да и те чувствовали себя не очень уютно, поскольку хлорсо-держащие выделения вулканов разрушали озоновый слой и ультрафиолетовое излучение напрямую калечило еще не проросшие споры, сернокислые дожди выжигали листву, а последние соки из гибнувших деревьев высасывали расплодившиеся грибы. Потому прекратилось и углеоб-разование. Среди поникших плаунов бродили лишь лист-розавры (зверообразные ящеры, отдаленные родственники млекопитающих, у которых из всех зубов остались два верхних клыка). Увеличенные грудная клетка и части черепа, связанные с дыханием, и роющий образ жизни свидетельствуют о том, что они приспособились к пониженному содержанию кислорода и избыточному ультрафиолету, а клыками выкапывали стигмарии — многократно ветвящиеся корневые поддержки плаунов. Современники ли-строзавров гибли от отека легких, вызванного гипоксией, и отравления углекислым газом — гиперкапнии…
Однако ведь и на рубеже мезозоя — кайнозоя произошло нечто подобное. И в конце ордовикского периода, и на фран-фаменской границе, и триасовый период завершился тем же. Не забудем еще середину кембрийского периода и конец эдиакарского, когда тоже могли случиться мировые «заморы». И везде мы находим «черную полосу» или нечто на нее похожее — прослой безжизненных отложений. Почти к каждой подобной границе приурочены и свой большой кратер, и обширные базальтовые плато (среднекембрийское плато Антрим в Северной Австралии, верхнедевонское Вилюйское плато в Восточной Сибири, верхнетриасовая Центральноатлантическая магматическая провинция и верхнемеловое плато Декан в Индии).
Всемирный потоп и прочие мелочи