Пародия

Уже растоптана трава в лугах Эллады,
И блещет ярко в небе Фаэтон.
В прохладных рощах в полдень спят дриады
И к Пану самому слетает сладкий сон.

Широколистые не сеют тени клены.

Лучам пылающим открыт песок аллей.
Полуденным пыланьем утомленный,
Купаться поспешил прекрасный Веверлей.

Оставил верную он дома Доротею.

На тело голое навлек простой хитон.
Обул сандалии. Но, плавать не умея,
Два легких пузыря берет с собою он.

Эмаль холодную он рассекает смело,

С разбегу в воду он ныряет головой.
Но тяжелее голова, чем тело,
И, дивная, она осталась под водой.

Летят, как горлицы, стенанья Доротеи.

Спешит, прекрасная, бежит, как легкий пух.
Но, ноги милые заметив средь аллеи.
Несчастная, она окаменела вдруг.

Не для того ль ползли арбы веков в тревоге.

На мне столетия оставили свой след,
Чтоб видел над водой я высохшие ноги,
А на аллеях зрел я горестный скелет?

И вновь вигилии ночные скорби множат, —

И век наш варварский, как бывшие, пройдет.
И снова бард чужую песню сложит
И как свою ее произнесет.

Приложение Как создавался «Парнас дыбом»

Более сорока лет тому назад, в 1925 году, харьковским издательством «Космос» была выпущена в свет небольшая книжечка под названием «Парнас дыбом». На титульном листе ее стояло: «А. Блок, А. Белый, В. Гофман, И. Северянин… и многие другие про: КОЗЛОВ, СОБАК и ВЕВЕРЛЕЕВ». Имени автора указано не было.

Книжечка эта, которую читатели назвали сборником пародий, разошлась немедленно, и на протяжении двух лет вышло еще три издания — последнее, четвертое (на титульном листе по всеобщему недосмотру напечатано «второе»), в 1927 году — общим тиражом 22 тысячи экземпляров, что по тем временам было немало.

Начиная со второго издания на титульном листе появляется: «Составители: Э.С.П., А.Г.Р., А.М.Ф.».

Что это за книжка, кто ее составители, укрывшиеся за никому не известными инициалами? Через сорок лет можно эту тайну раскрыть…

Мы были тогда, в 1922 году, студентами, а потом аспирантами Харьковского университета (в те годы он назывался Академией теоретических знаний, но вскоре был переименован в Институт народного образования). Молодые и веселые, мы интересовались всем на свете, но родной своей стихией считали литературу, язык, стилистику: хотелось же нам, чтоб наука была веселой, а веселье — научным. И достаточно нам было услышать пародийное четверостишие (кажется, Эмиля Кроткого):

В ночи, под знаком Зодиака,
Хохочет пулеметная тесьма,
А у попа была собака.
И он ее любил весьма, —

чтобы сразу загореться двумя идеями. Первой — научной: какой бы вид приняло то же произведение, будучи написано в различных жанрах и стилях; и второй — веселой: а чем мы хуже Кроткого? Но обе эти идеи мы объединили, чтобы не только создавать веселые вещи, но чтобы на них разрешить вопрос о соотношении формы и содержания. Один из нас, впоследствии завкафедрой зарубежной литературы Харьковского госуниверситета, недавно скончавшийся А. Г. Розенберг, пошел по тому же следу и написал ряд вариаций на тему «Собака»; Э. С. Паперная, ныне детская писательница и переводчица, выбрала другую тему — серенького козлика; А. М. Финкель, языковед, работник ХГУ, разработал «Веверлеев». Впрочем, монополии не было, и каждый из нас обрабатывал и темы соседа.

Итак, изобретателями мы не были: этот прием использовался и до нас. Разница лишь в том, что мы не были и не хотели быть пародистами, мы были стилизаторами, да еще с установкой познавательной. То же, что все это смешно и забавно, — это, так сказать, побочный эффект (так нам, по крайней мере, тогда казалось). Однако эффект этот оказался важнее нашей серьезности и для издателей и читателей совершенно ее вытеснил.