Пародия

Люблю растенья: пестики, тычинки,
Пыльцу люблю, люблю стволы и ветви:
Еще люблю животных травояд ных,
А тех, что любят мясо, не люблю.
В младенчестве (люблю об этом вспомнить)
Я ловко забирался на деревья
И разорял там гнезда ястребов.
Сворачивая шейки ястребятам:
Я не хотел, чтоб выросли они
И клювики окрепшие вонзили,
А также когти в полевых мышей.
Когда бы жил я в Африке Центральной,
Я львят ловил бы и тигрят игривых
И прекращал бы их существованье.
Пока у них не выросли клыки.
Но стоп! Довольно! Эти рассужденья
Нас заведут, читатель, далеко,
Поскольку человеческие дети,
Чуть подрастут, уж тоже точат зубки
На антрекоты и на шницеля…
Итак, люблю растенья и животных,
А также стих люблю продолговатый,
Лишенный рифмы.
Пусть Уолт Уитмен
Четырежды в гробу перевернется,
Но я не откажусь от этой формы,
Где можно рассуждать о том о сем,
И вновь о том, и, наконец, об этом!

Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

Рождественский поцелуй

…хотя лобызаться с Фордом

Я, в общем-то,

Не собираюсь…

За Робертом
Рождественским
Бежит,
рыдая,
Форд:
— Ах, почему ты,
Роберт,
Так нестерпимо
горд?!
Ты подари мне,
Роберт,
Горячий поцелуй!..
— No! —
отвечает Роберт. —
No, мистер!
Не балуй!..
Здесь не раскроет
в роберта
Рабочий человек…
Не совратишь ты
Роберта,
Миллиардер,
вовек!
Не та организация,
Другое авеню.
С тобою
лобызаться я
Повре
ме
ню.
Ступай
своей дорогою
Над пропастью,
где рожь!
И я тебя не трогаю,
И ты меня нетрожь!.. —
Неоном
окантованный.
Плешивый,
злой как черт,
Уходит
нецелованный,
Несчастный
мистер Форд.

Василий ШУКШИН

Пека

Пахло мокрой ботвой, с огородов наползал туман. Дед сидел на завалинке блеклый, как ботва, перхал, моргал слезящимися глазами. Подсел Пека. Обритая шишковатая его голова напоминала невыкопанную картофелину.

— Чего это ты — наголо? — спросил дед, ощупав Пекину голову негнущимися пальцами. — Али мода у вас, у теперешних, такая?

— Темный ты, дед, — с горьким сожалением сказал Пека, дыхнув третьеводнишним перегаром. — Ничего кругом не понимаешь. Остригли меня. Вот тебе и вся мода.

— Неужто забрили?

— Это в каком смысле?

— В армию уходишь? На действительную?

— Совсем ты, видать, из ума выжил. В милиции остригли. За мелкое хулиганство.

— Это как же так?

— Придрались, гады… — В хрипловатом Пекином голосе зазвенела обида. — Я ему разок всего и сунул. По очкам.

— Это кому же?

— Агроному, кому же еще? А он, фраер, — в милицию. Нет того, чтобы по-хорошему… Уеду я, дед.

Пека сорвал лопушину. Пожевал. Бросил.

— Помру я скоро, — сказал дед.

— Оклемаешься.

— Хрен я оклемаюсь.

Подошла кошка, серая, как туман, наползавший с огородов. Поглядела слезящимися глазами. Пека взял ее за хвост. Раскрутил. Бросил. Кошка мягко приземлилась в огородах.

— Уеду, — сказал Пека.

…Звали его Петр Васильевич Евстигнеев. Год рождения — 1942-й. Женат. Двое детей. Брат в торговом флоте. В детстве любил ловить раков.

Борис ЛАСКИН

Торт «пралине»

Петр Петрович Перепелкин — мужчина подпенсионного возраста, с круглой проплешиной и тонким голосом — весело ввалился в двухкомнатную отдельную квартиру своего племянника Миши со всеми удобствами на третьем этаже крупноблочного дома, недавно полученную им в порядке улучшения жилищных условий, и бодро воскликнул ставя на круглый стол рижского столового гарнитура «Дзинтари» коробку с тортом «пралине»:

— Здравствуйте, я ваш дядя Петя!

— Петро, — поправил племянник.

— Ну, если хочешь, то Петро, — охотно согласился Петр Петрович. — Может, ты меня в детстве так и называл, ведь мы лет двадцать не виделись. — И все весело захохотали.

— А это твоя жена Люся, я сразу узнал ее по фотографии.

— Не Люся, а Муся, — поправил племянник, набивая рот дядюшкиным тортом.