Пароход

Алябьев не видел в нём соперника, а вот трое других мужчин, с которыми он находился в компании, и верзила под два метра, ему не нравились. Особенно верзила. Доводилось ему «списывать» таких как этот в 16-м году в ходе рукопашной, но то был единичный случай. Тогда вражескую позицию надо было взять непременно и до неё совсем «ничегошеньки» оставалось, какая-то сотня метров. Алябьев скинул шинель, чтобы не мешала, взял у убитого солдата «трёхлинейку», и, увлекая за собой подчинённых, побежал под огнём неприятеля к его рубежу. За спиной он услышал отчаянное и злое «А-а-а-а-а!!!» – это его солдаты пошли за ним. В голове промелькнуло: «Держитесь, гансы! Сейчас будет вам и «кофий и какава»!» Германский огонь превратился в бешеный. Как Алябьева тогда не настигла пуля – один Господь знает. Добежав до вражеского окопа, он спрыгнул в него и оказался перед огромным унтером с винтовкой. Прикреплённый к её стволу однолезвийный штык-нож, на самом конце двухлезвийный, кровожадно глянул на Сергея Сергеевича: «Ты готов к смерти, иван?!» Издав «Х-х-ха!», германец сделал стремительный выпад, ударив русского офицера штыком в живот. Алябьев подался назад, в последний момент отбив винтовкой штык и, интуитивно понимая, что ударить прикладом унтера – это дело бесполезное, такого кабана вряд ли свалишь, бросил винтовку и в кошачьем прыжке кинулся на германца, клещом вцепившись в ворот его шинели. Тот выпрямился, завертелся влево-вправо, пытаясь сбросить Алябьева и освободить свою винтовку, елозившую где-то в районе алябьевского ремня. Но Сергей Сергеевич ударил унтера лбом в лицо: раз! два! три! Германец попятился, колени у него как будто бы подломились, но он всё равно устоял, выдохнув: «Тойфель!» А «дьявол» в лице Алябьева, всё так же вися на германце, кинул руку к голенищу своего сапога, выхватил трофейный кинжал и вонзил его под кадык противника. Унтер выронил винтовку, захрипел и грохнулся на спину, в агонии колошматя русского офицера кулаками по вискам и по затылку, да так каменно, что в голове у него помутилось.

Кто-то обхватил Сергея Сергеевича за пояс и стащил с убитого немца – это был солдат из его роты Сергей Метёлкин. Буквально накануне боя Алябьев спросил его: «Ну как, тёзка? Дадим сегодня фридрихам жару?» «А как же, ваш бродь? Не сомневайтесь!» – уверил солдат. Теперь он, оттащив Алябьева, у которого в голове стоял гул, лицо, грудь и руки были в чужой крови, крикнул ему: «Живой, ваш бродь?!» И тут в окоп сверху свалился германец, за ним ещё один, и Метёлкин со штыком наперевес рванулся к ним… Когда Алябьев пришёл в себя, Метёлкин сидел перед ним на корточках, намачивал из фляги какую-то грязную тряпку и заботливо вытирал командиру лицо. «А где немцы, тёзка?» – прошептал Сергей Сергеевич. «Немцы-то? – переспросил Метёлкин и небрежно кивнул в сторону: – Да вон валяются…»

Потом они встретились в марте 1918-го в станице Березанской. Поручик и два солдата конвоировали трёх пленных красноармейцев. Среди них был и Метёлкин. Алябьев остановил поручика и спросил: «Куда их?» «В расход», – ответил тот. «Дайте мне этого», – попросил Алябьев, указывая на Метёлкина. «Не положено, господин капитан», – возразил поручик. «У меня с ним старые счёты», – уверил Сергей Сергеевич. Поручик махнул рукой: «Забирайте!» Алябьев повёл Метёлкина в сторону. Они спустились в неглубокую балочку, где уже лежало шесть-семь убитых. «Здравствуй, тёзка», – сказал Алябьев, доставая из кобуры револьвер. «Здравствуйте, Сергей Сергеевич», – ответил Метёлкин. Он выпрямился, готовясь к смерти, и сказал: «Петь или плакать не буду…» «Знаю, – ответил Алябьев. – Даже не сомневался ни капли». Он дважды выстрелил в воздух и сказал: «Тёзка! Беги вдоль балки, а там найдёшь куда». «Почему?» – спросил Метёлкин. «Потому что «немцы-то, да вон валяются», – напомнил капитан, убирая «наган». «Спасибо, ваше благородие! И я должен буду!» – сказал солдат и, пригибаясь, побежал вдоль овражка.

Вот такие события были в военной жизни Алябьева. А молодой красавчик, отвергнутый Лилиан, что-то наговаривал своим соседям, и те то и дело посматривали на девушку. В сущности, ничего обидного она этому молодому красавцу не сказала, а то, что он и его собутыльники последние четверть часа поглядывают в сторону Лили, может ничего и не значить. «Наверное, я сам себе надумал», – решил Сергей Сергеевич, но нет: красавец и двухметровый мужчина встали из-за своего стола и подошли к столику Алябьева и Лили.

– Пошли танцевать! Что ты ломаешься? – сказал красавчик девушке в приказном порядке. Теперь стеснительного румянца на его щеках не было. Теперь, видимо, от выпитого вина на них горел наглый пожар.

– Простите, мсье, но она не пойдёт с вами танцевать, – вежливо ответил Алябьев.

Он поднялся, готовый к любому исходу.

– Тебя, дядя, не спрашивают, – начал петушиться молодой человек, и тогда в разговор вступила Лилиан, проявив женскую дипломатию, называемую лисьей хитростью:

– Простите, мсье, я стесняюсь танцевать с незнакомым мужчиной. В следующий раз, когда мы придём сюда, я, может быть, с вами и станцую.