Пароль: "Директор"

Более умеренные судьи военного трибунала ухватились за возможность вырвать у Редера хоть часть его жертв. После объявления приговора основным участникам группы Шульце-Бойзена/Харнака Гитлер передал право на его утверждение сначала Герингу, а затем председателю Имперского военного трибунала. Поэтому адмирал Бастиан в отдельных случаях смог вступиться за подсудимых: он приказал провести новое разбирательство по делу Крауса, которого приговорили к смертной казни, и в результате тот получил пять лет каторжных работ; позволил заменить Хенингеру заключение испытательным сроком на фронте и отказался утвердить смертный приговор по делу Греты Кукхоф.

Отказаться от утверждения приговора Грете Кукхоф Бастиану посоветовал Крель. Он же организовал дополнительное расследование, которое позволило провести новое рассмотрение её дела. Тем не менее фрау Кукхоф не верила, что это может что-то изменить. И тут она получила поддержку с самой неожиданной стороны — от заместителя обвинителя. Поскольку Редер больше не принимал участия в процессе, его место занял другой военный прокурор. В перерыве между заседаниями он подошел к подсудимой, положил руку ей на плечо и сказал:

— Фрау Кукхоф, не надо так отчаиваться. Вы должны мне помочь. На этот раз вас удастся спасти.

Так и случилось. В октябре 1943 года Грету Кукхоф приговорили к пяти годам каторги, и обвинитель «недвусмысленно заявил» (слова фрау Кукхоф), что он «„с облегчением“ просит только лишения свободы, поскольку ему известно, что я не замешана ни в каких бесчестных действиях».

И все-таки в большинстве случаев Редер оправдал надежды фюрера. Из 76 обвиняемых он добился смертных приговоров для 46, каторжных работ — для 15, и длительных сроков тюремного заключения — для 13. Только в 6 случаях его требование смертной казни было отклонено.[30] Манфред Редер мог спокойно оставить другим завершать это дело.

Первые смертные приговоры привели в исполнение ещё до конца 1942 года, хотя все равно не уложились в сроки, отпущенные диктатором. Геринг от имени Гитлера потребовал от военных юристов, чтобы к Рождеству 1942 года Шульце-Бойзен и его ближайшие соратники были уничтожены. Однако германская бюрократия этому воспрепятствовала.

Приговоры на главном процессе над «Красной капеллой» объявили 19 декабря 1942 года, однако с 24-го начинался период, во время которого вплоть до 6 января по традиции не казнили. У палачей оставалось не так много времени: несмотря на приказы Гитлера, следовало принимать во внимание официальный порядок — ведь в Германии иначе быть не могло! Сначала приговоры Имперского военного трибунала должны быть переданы в юридический отдел ОКВ, откуда они поступали к помощникам фюрера, а от них к самому Гитлеру. Тот утверждал их, и документы возвращали обвинителю Имперского военного трибунала.

Утвержденные Гитлером приговоры вернулись в Имперский военный трибунал только утром 21 декабря. Несколько часов спустя канцелярию прокурора Берлинского суда информировали, что поскольку казнь осужденных лишена «права на применение оружия», она переходит в ведение гражданских властей. Прокурору Берлина было приказано немедленно подготовить казнь одиннадцати самых опасных преступников в берлинской тюрьме Плецензее.

Вдобавок ко всему для осужденных — мужчин Гитлер выбрал самый позорный вид казни — повешение. Однако до тех пор в Плецензее приводили в исполнение лишь приговоры с отсечением головы. В немыслимой спешке рабочие соорудили в одном из тюремных помещений большую виселицу с восемью петлями. И тут обнаружилось, что главный прокурор Имперского военного трибунала болен, а без его подписи казнь проводить нельзя. Ответственный за эту процедуру Айхлер поспешил к постели больного и вернулся с заветным автографом.

Приговоренные знали, что им остались считанные часы. Вечером 21 декабря их перевезли в Плецензее. Шульце-Бойзен, Шелия, Ильза Штебе написали прощальные письма.

Шульце-Бойзен писал родителям: «Я не противлюсь смерти. Так или иначе я всегда знал, что она придет. Все, что я совершил, берет начало в моем сердце, сознании и моих убеждениях».

Арвид Харнак сказал родным: «Вы должны как следует отпраздновать Рождество. Это мое последнее желание. И спойте псалом: „Я молюсь силе любви“.»

Обреченные были совершенно спокойны, только Либертас Шульце-Бойзен все ещё боролась с собой и своей судьбой. Она написала матери: «Мне пришлось испить горькую чашу, когда я узнала, что меня (и тебя) предал человек, которому я полностью доверяла — Гертруда Брайтер. Но теперь пора „пожинать плоды своего труда; каждый кто предаст, сам будет предан“. Из-за своего эгоизма я выдала друзей, я хотела выйти на свободу и вернуться к тебе. Но поверь мне, я жестоко страдала при мысли о том зле, которое совершила. Теперь меня все простили, и мы до конца пойдем с чувством товарищества единственным утешением перед лицом смерти».