Криминальрат, штурмбанфюрер СС, руководитель отдела IV A-2 гестапо Хорст Копков, которого считали одним из самых убежденных защитников режима, оказался в самом центре этого дела. Начинал он учеником аптекаря в Алленштайне, в 1931 году вступил в нацистскую партию, был в первых рядах сторонников Адольфа Гитлера в бесчисленных потасовках во время митингов, постоянно получал особые похвалы от Гиммлера и был награжден Серебряным крестом за «особый вклад в операции против агентов-парашютистов». Он постоянно внушал своим людям, что в схватке с «Красной капеллой» рейхсфюрер СС ждет от них безраздельной преданности долгу и гарантированного успеха.[23]
Копков привлек к расследованию своих лучших детективов. Возглавлял их криминалькомиссар, унтерштурмфюрер СС Йоганн Штрюбинг — типичный представитель старой школы, всегда готовый выполнить свой долг, без политических пристрастий служивший любому режиму.
Родившийся в 1907 году Штрюбинг получил подготовку в полицейских силах Веймарской республики и дослужился до звания шютцполицай, с 1937 года он работал в гестапо и стал членом СС. Годы спустя ему удалось пробраться даже в силы безопасности Федеральной республики, в которых он прослужил вплоть до 1963 года, когда его сослуживец Вернер Печ подслушал телефонный разговор и сделал открытие, приведшее к отлучению Штрюбинга от столь любимой его сердцу контрразведки. В отделе Копкова Штрюбинг занимался «операциями против вражеских агентов-парашютистов и радистов». Более того, он как нельзя лучше годился для расследования дела «Красной капеллы», поскольку долгое время занимался изучением методов работы советской разведки.
Йоганн Штрюбинг сразу включился в работу.
Каким образом лучше всего ликвидировать сеть «Красной капеллы» в Берлине? Расшифрованные радиограммы, проходившие через Фу III, к концу июля открыли путь к ядру организации, но пока ещё не было полного представления о всей сети информаторов, агентах и каналах связи.
Гестапо стали известны имена только трех ведущих агентов: Шульце-Бойзена, Харнака и Кукхофа, и только часть их сообщений, переданных в Москву. Вот и все, но прежде чем начать действовать, предстояло выяснить гораздо больше. Штрюбинг приказал прослушивать телефоны всех трех руководителей «Красной капеллы», а каждого их гостя проверять, стараясь не привлекать внимания. Очень скоро список людей, попавших под наблюдение, сильно разросся, и стали прорисовываться истинные масштабы деятельности вражеской агентурной сети.
Штрюбинг ещё только представил Копкову свой первый отчет о ходе расследования, когда действия Хайльмана свели все планы гестапо на нет. Копков со Штрюбингом опасались, что информация Хайльмана позволит противникам ускользнуть. Они так поспешно бросились действовать, будто агенты вот-вот могли испариться.
Ранним утром 30 августа в РСХА было принято решение о немедленном начале операции, а несколько часов спустя черные машины гестапо с ревом неслись по берлинским улицам. Один за другим были арестованы многие члены «Красной капеллы». Первым в этом списке оказался Шульце-Бойзен, за ним лично приехал Хорст Копков. В середине дня он посетил полковника Бокельберга, руководителя аппарата Министерства авиации, и все ему рассказал. Поскольку гестапо не разрешалось производить аресты на армейской территории, Бокельберг вызвал лейтенанта Шульце-Бойзена, взял его под арест и передал Копкову. Остальные аресты тоже прошли гладко и без лишних церемоний.
3 сентября Штрюбинг прямо на станции «Ангальтер» взял под стражу Либертас, когда та уже села в поезд, чтобы уехать к друзьям в Мозель. До того времени Либертас скрывалась в доме своего приятеля Александра Шпорля.
7 сентября подразделение гестапо обыскало пансион «Фишендорф» в Куршской косе в Восточной Пруссии и ещё до завтрака обнаружило своих жертв — отдыхающую чету Харнаков. Милдред Харнак закрыла лицо руками и застонала:
— Какой позор, какой позор!
Один за другим тихо и незаметно все оказались в лапах гестапо. На второй неделе сентября пришла очередь Адама Кукхоффа, Грауденца, Коппи, Зига, Карла Шумахера и Ильзе Штебе, 16 сентября за ними последовали Кюхенмайстер, Шеель, Шульце и Вассенштайнер, 17 сентября — Гимпель и Ролофф, а 26 сентября — Вайзенборн и Риттмайстер.
На даже механически выверенная точность, с которой производились аресты, не могла скрыть тот факт, что даже с точки зрения самого гестапо аресты не решали проблему. Штрюбинг все ещё блуждал в потемках и едва ли мог добиться признания вины от от узников, подозреваемых в государственной измене. Факты свидетельствуют о том, что в первые десять дней после тридцатого августа арестовали только пятерых, а это само по себе веское доказательство недостаточного знания гестапо организации «Красной капеллы».
И тогда Штрюбинг попытался заставить арестантов говорить. Штат сотрудников подотдела IV A 2 был слишком ограничен, и ему пришлось просить подкрепления.