«Парашютист», — как сказал Шумахер, — «собирался установить, сможет ли он связаться с Москвой по своей коротковолновой рации. Мы включили её в сеть, и он сразу попытался наладить связь с Москвой. Наушники с микрофоном лежали на столе в гостиной. Нам пришлось тут же прервать связь, поскольку звук был таким громким, что я побоялся, как бы не услышали соседи».
Как бы ни признание Шумахера не получили, его заявления и показания других заключенных о прибытии советских агентов-парашютистов заставили гестапо активизировать охоту, чтобы использовать их передатчики для радиоигры с Москвой.
Радиоигра была любимым методом германской контрразведки. Инструкции требовали, чтобы любой вражеский тайный передатчик, который будет захвачен вместе с обслугой, немедленно начинали использовать против прежних хозяев. Это преследовало две цели: получить полную картину вражеской разведывательной деятельности в собственном лагере и запутать противника, снабжая его дезинформацией.
После захвата берлинского передатчика «Красной капеллы» криминалькоммисар Томас Амплетцер, специалист по радиоиграм подотдела IV A-2, тут же распорядился о подготовке «контригры» с Москвой. В этом ему помогал арестованный в июне 1942 года советский агент Йоганн Венцель, главный радист «Красной капеллы» в Западной Европе. Он уже сослужил гестапо неплохую службу, сыграв главную роль в охоте за агентами «Большого шефа» в Бельгии и в расшифровке службой Фу III советских радиограмм. Теперь он помогал Амплетцеру установить каналы связи с человеком, представлявшим для ищеек гестапо невообразимо загадочную личность — с самим «Директором», руководителем русской разведки.
Венцель выдал своим новым хозяевам ключи к русским шифрам, и Амплетцер вскоре установил связь с советским разведцентром. Целью этой игры действий было заманивание в Германию новых агентов-парашютистов, от которых гестапо надеялось узнать новые адреса «Красной капеллы».
План гестапо имел успех. Примерно 16 сентября советский радист сообщает Амплетцеру, что вновь прибывший агент-парашютист 17 сентября в 16.41 встретится в Берлине на станции «Потсдамер» с ценным информатором.
Когда эти люди встретились, сотрудники гестапо оказались на месте. Информатором оказался доктор Ганс Генрих Куммеров, инженер — связист, который ещё в двадцатые годы работал на различные западноевропейские спецслужбы, а с 1932 года переключился на Москву. Его специальностью было получение секретной информации о германской военной промышленности.
Куммеров передал в Москву чертежи бомб с дистанционным управлением, планы производства ракет «Земля-Воздух», а также чертежи нового пеленгатора. Он также предложил русским несколько собственных изобретений, таких как маяк с дистанционным управлением, который нужно было размещать на крышах немецких военных заводов, чтобы помочь советским бомбардировщикам во время налетов. Среди документов, которые Куммеров передал курьеру на постдамской станции, оказались чертежи бомб с дистанционным управлением, и когда они попали к Штрюбингу, тот запросил ОКВ, ведутся ли такие разработки на самом деле. Запрос привел специалистов по вооружению в ужас.
Штрюбинг вспоминает: «Из-за очень высокой степени секретности мне пришлось лично заняться расследованием и дать письменное подтверждение, что ни при каких обстоятельствах даже своим коллегам я ни слова не скажу про эти бомбы».
Штрюбинг отправился в Науен, где находилась экспериментальная база. Местные специалисты были «изумлены тем, что Куммеров мог узнать о существовании самих бомб или их чертежей. Они заподозрили существование посредника, связанного с предприятием в Науене. Однако обнаружить его так и не удалось».
Штрюбинг смог найти лишь одного сообщника Куммерова — его жену Ингеборг. Та печатала для Москвы технические записки мужа на специально подготовленной пишущей машинке, дававшей любопытный эффект расплывчатости. Одно из исследований Куммерова касалось плана взрыва с целью покушения на министра пропаганды Геббельса. Последующие расследования показали, что Куммеров не входил в группу Шульце-Бойзена/Харнака, а только пытался выйти на связь с находившимся в их распоряжении агентом-парашютистом, поскольку у него отсутствовала постоянная радиосвязь с Москвой. Но гестапо было крайне заинтересовано в этих агентах-парашютистах, и показания Куммерова им в этом только помогли.
В конце концов гестапо выпал шанс совершить решительный прорыв. В число поднадзорных попала Клара Немитц, член компартии, поддерживавшая связь с несколькими группами Сопротивления. В начале октября ей позвонил функционер КПГ Вильгельм Гуддорф, который порвал с Шульце-Бойзеном, но продолжал сотрудничать с агентами-парашютистами, заброшенными в Германию. Гуддорф сообщил Кларе Немитц, что в Гамбурге состоится встреча с агентами товарища Бестлайна.