Пароль: "Директор"

Его звездный час пробил после самоубийства в ноябре 1941 года главы Люфтваффе по вооружению Эрнста Удета. Оцепенение и ужас, царившие в рядах военной иерархии, вынудили Геринга назначить тщательное расследование этой трагедии, особенно если учесть, что многие связывали самоубийство генерала с попыткой уйти от ответственности за технические провалы в работе Люфтваффе. Руководителю юридической службы Министерства авиации Хаммерштайн поручили создать из членов Имперского военного трибунала комиссию по расследованию. Он выбрал Креля, Эрнста и Грелля, с Крелем во главе. Впоследствии туда же в помощь был направлен Редер, который сумел блеснуть своими талантами. Его детективные способности оказали решающее значение на заключение комиссии, по которому (словами Хаммерштайна): «Удет самым преступным образом пренебрегал своими служебными обязанностями, а когда это открылось, застрелился».

Это расследование создало Редеру репутацию упорного и проницательного юриста с профессиональным чутьем на преступление. Если уж он напал на след, никто и ничто не могло заставить его оставить жертву в покое. Леман однажды саркастически заметил: «Редера следует держать подальше от этого дела; он вполне способен арестовать даже Папу Римского и выставить его перед судом».

Но с точки зрения карьеры для Редера важнее был тот факт, что дело Удета позволило ему близко познакомиться с Герингом, которому понравилась его манера держать себя и бойкий язык. Горячий отклик в душе главнокомандующего нашли и сплетни из жизни военной иерархии. Хаммерштайн, который всегда ревновал своего более удачливого соперника, считает, что «он мог очень обходительно подать любое дело и знал, что хочет слышать от него Геринг. При этом Редер мог ещё рассказать массу забавных историй и тем самым завоевать его благосклонность».

Редер произвел на рейхсмаршала такое благоприятное впечатление, что тот назначил его своим специальным представителем в Имперском военном трибунале, сохранив при этом его предыдущую должность. По всем этим причинам Редер был явным кандидатом на роль главного обвинителя на процессе над «Красной капеллой».

Консервативные господа из РКГ выказывали по поводу нового коллеги куда меньший энтузиазм. Председатель палаты Крель говорил: «Редер отнюдь не выдающийся юрист, и его теоретические познания более чем посредственны». Более того, он считал манеры Редера «полицейскими», а его аргументацию, «не соответствующей уровню Имперского военного трибунала». Коллега Креля Шмидт также выражал свои сомнения: «Это был типичный случай обвинителя, не соответствующего своей роли. Что до меня, он слишком хвастался своими успехами. Поэтому мы с коллегами часто не воспринимал его всерьез».

Редер попытался компенсировать свои недостатки юриста рьяной преданностью идеям нацизма. Любой из узников или их родственников может процитировать образчики его нацистской фразеологии.

Когда Фальк Харнак выразил протест, тот разразился следующей тирадой:

— Это как раз в твоем духе! Мы не собираемся делать из них мучеников. И мы ещё разберемся, насколько ты предан национал-социалистическому государству!

Иногда случались совсем безобразные сцены. На вопрос матери Шульце-Бойзена, в чем обвиняют её сына, он возмущенно заявил:

— Самая чудовищная измена и предательство. И он за них поплатиться!

Фрау Шульце вскочила и закричала:

— Это неправда!

Редер выпрямился и рявкнул:

— Обращаю твое внимание, что ты говоришь с представителем высшего германского суда, и это оскорбление тебе даром не пройдет!

У многих были «крупные ссоры с доктором Редером». Так, например, тетка Шульце-Бойзена — Эльза Бойзен — на всю свою жизнь сохранила память «о его грубости и бессердечии». Отца Урсулы Гетце долго преследовало воспоминание о том, как Редер «высокомерно откинувшись в своем кресле и выпуская табачный дым кольцами, не обращал на меня никакого внимания».

Если говорить честно, его манера держаться определялась не столько нацистским фанатизмом, сколько тщеславием и амбициями. Наглость Редера приводила к желаемому результату: такого прокурора боялись все. Однако, оставив это занятие и председательствуя в военном трибунале, он, по словам графа Вестарпа, одного из сопредседателей палаты, антинациста и будущего прокурора, обычно проявлял себя «весьма снисходительным». Несмотря на свою лояльность нацизму, Редер был против нацистских модернизаций закона, практикуемых субъектами типа Фрайслера. Он не согласился на участие гестапо в предварительных допросах и возражал против практики РСХА по использованию «подсадных уток» в камерах узников. Когда к нему приводили заключенных в наручниках, Редер немедленно их снимал и настаивал на нормальной юридической помощи подследственным.