Пароль «Dum spiro…»

Гитлеровцы готовили кадры и для продолжительной подпольной борьбы против Советского Союза на тот случай, если после поражения рейха третья мировая война между Западом и Востоком волею судеб окажется отодвинутой на годы. В будущей подпольной войне матерые волки абвера делали особую ставку на антисоветское националистическое отребье любой масти. Абвер лихорадочно укреплял, усиливал старые связи с «бульбашами», выкормышами Петлюры — бандеровцами, мельниковцами и их службой СБ, с латвийскими айзсаргами, литовскими «лесными братьями», готовыми вступить в сделку с каким угодно антикоммунистическим дьяволом, торговать родиной оптом и в розницу и по первому приказу новоиспеченных хозяев залить ее кровью.

Гость из Берлина, старый знакомый Отмана, нервничал, спешил: времени оставалось в обрез. И на экзамены он по рекомендации Правдивого прихватил с собой в качестве переводчика Комахова. Так Молния оказался в заброшенном фольварке, в приземистом неказистом одноэтажном здании канцелярии филиала берлинской разведшколы.

Одного за другим приводили курсантов, порой развязных, порой угодливых, случалось, с непроницаемыми лицами.

Как попали они в разведшколу? Кем, при каких обстоятельствах были завербованы?

Комахов сам прошел через это. Он неоднократно рассказывал о различных абверовских приемах вербовки. Приемов было множество. Так, намеченный объект в лагере изводили в течение нескольких дней наказаниями, доводили до отупения, одури: бесконечные приседания, стояние по команде «смирно» и т. д. Затем пленного бросали в бетонный гроб — камеру штрафного блока, где нельзя было ни присесть, ни прилечь, только стоять.

И вот тут-то, когда муки становились нестерпимыми, когда исчезала последняя надежда на спасение, начиналось главное действие заранее задуманного, давно отработанного спектакля. Жертву извлекали с того света, из «гроба», мыли, отпаивали, кормили, вывозили к женщинам и ставили перед выбором: мучительное умирание или роскошная жизнь. Плата известная — измена Родине. Многие, очень многие предпочитали камеру-гроб. Когда становилось невмочь, бросались на проволоку под током, под огонь пулеметов. Были и такие, которые сознательно шли в немецкую разведку с единственной целью — перейти к своим.

Гость из Берлина на экзамене морщился, словно от зубной боли, не скрывал своего недовольства демонстрируемым «материалом». Экзамены растянулись на четыре дня. За это время Комахов дважды по поручению майора ездил к Отману. Отман отправил в служебную командировку Грозу, и зашифрованные донесения Молнии вскоре оказались в моей командирской землянке.

«Павлову. Личным осведомителем Молния, Скавина, школа 202, курсы контрразведки. Обучается 70 немцев, власовцев для заброски в советский тыл, разбиты на группы по 10 человек. Каждая группа имеет рацию. Днями кончат обучение. Действие группы рассчитано в районах размещения бандеровцев. Задача: разведка и руководство диверсионной работой бандеровцев.

Голос».

Радиограмма ушла в эфир, но мысль вновь и вновь возвращалась к Скавине, к воспитанникам шпионской школы. Как обезвредить предателей, оборотней, своевременно вырвать у них ядовитое жало? И помочь другим, что, может быть, еще важнее, вновь обрести себя, Родину?

А что, если с помощью Молнии подсунуть берлинскому гостю нашего человека? Пусть сами немцы и перебрасывают «агента» через линию фронта.

На рассвете мне принесли ответную радиограмму:

«Голосу. Предложите Правдивому, Молнии немедленно направить к нам своего доверенного из агентов, подготовленных школой Скавина для шпионажа, и через него сообщите:

а) подробно о шпионах в тылу и частях Красной Армии;

б) о подготовленных агентах, кто они, где живут, кто хозяева квартир. Пароль для перехода «Доставьте меня к Киевскому».

Павлов».