Пароль не нужен

План Гиацинтова был точен. В газете должно было появиться объявление о выдаче тела большевистского лидера Васильева, скоропостижно скончавшегося в тюрьме «от сердечного приступа». Во-первых, оставшиеся на свободе подпольщики не поверят в «сердечный приступ». Всем им известно, как допрашивают у Гиацинтова. Во-вторых, люди полковника сегодня же умело распространят версию о том, как зверски пытали Васильева, причем версия эта будет распространена через секретных сотрудников контрразведки именно в рабочих районах. А поскольку руководство, основное ядро ревкома, арестовано, среди оставшихся на свободе рядовых членов партии возобладают эмоции, а не рассудок, и они, бесспорно, организуют торжественные похороны своему товарищу. Этого и ждет Гиацинтов. Как только похоронная процессия тронется по городу к Эгершельдскому кладбищу, там, вокруг церковной ограды, уже будут стянуты войска «для обеспечения порядка». А чтобы порядок нарушить, два агента выстрелят в солдатские спины: самая обычная провокация. Солдаты ответят. Толпа — на прорыв, это уж понятное дело. Вот и начнется настоящая пальба. Человек триста положат на могилки, а остальные притихнут. Вот только тогда можно будет считать тыл хоть в какой-то степени обеспеченным на ближайшие месяцы: наступление на красных не за горами.

И назавтра в редакцию ванюшинской газеты пришел маленький, пыльный, неприметный человек. Он передал в отдел объявление: «Скорбный листок», извещающий всех родных, близких и друзей «коммунистического лидера» Васильева о его кончине, наступившей во время прогулки в здании контрразведки, на Полтавской, 3.

— Вы, пожалуйста, на первую страничку поместите, — попросил пыльный, неприметный человек, назвавший себя дальним родственником жены умершего, — чтобы все прочитали про наше горе.

Под стопку бумаги осторожно кладется пять долларов. Заведующий отделом величественным жестом спрятал деньги в жилетный карманчик, заметив:

— Вы неуч в нашем деле. Если я помещу ваше объявление на первой полосе, значит, я взяточник и недобросовестный человек. На первой полосе самый залежалый товар рекламируется, самые скучные новости подаются. А вот четвертую полоску, да еще петитом, но под заголовочком: «Не месть, а кара», или: «Она его настигла на допросе» — прочтет весь город.

— Нет, вы про то, что он на допросе, того... Вы не надо, это ни к чему...

— Так что же вы предлагаете?!

— Что вы, что вы! Я ничего. Это вы очень заманчиво-с предложили: «Она его настигла». Только без упоминания, что, мол, на допросе.

— А вы чего боитесь? Пусть жандармы боятся, а вы родственник, вам как раз на этом поиграть. Нам — реклама, вам — соболезнование.

Человек сделал быстрые глотательные движения, мучительно соображая, как поступить.

— И потом, — продолжал заведующий, — что значит «она его настигла»? Если жена настигла мужа с любовницей, так это в наши дни никого не поразит. А если муж настиг ее с другим, так это даже занятно, что она, стервь, врать будет. Наверняка станет убеждать, что он ее изнасиловал.

— Это точно, — вздохнул человек, — все бабы суки. Так, значится, какой будет заголовочек?

— «Загубили, суки, загубили!»

— А кто кого изволил загубить-с? Не получится ли петрушка с морковкой?

— Что вы такой пришибленный? Словно боитесь чего. У вас-то свои предложения есть?

— У меня своих предложений нет. Я бы попросил вас подождать, мы с родственниками посоветуемся.

— Тогда в завтрашний номер не пойдет.

— Нет, в завтрашний надо обязательно чтоб попало, а то уж он сколько лежит...

— Кто?

— Нет, никто, это так у меня что-то от горя отдельные слова вылетают. Давайте напишем просто и со скорбью: «Прощай, дорогой».

— Ладно, — согласился заведующий. — Напишем.

После ухода посетителя заврекламой снял внутренний телефон и начал диктовать:

— Василь Василич, пошла шапочка: «Загубили, суки, загубили!» Первая фраза крупно: «От тюрьмы, как и от сумы, никуда не спрячешься, разве что только в новый ресторанчик при магазине Юлия Бриннера». Бриннер просил прорекламировать — деньги уже перевел. А дальше валяй про помершего большевика. Обнимаю тебя.

Приморский ресторан «Ржавый якорь». Ночь

На веранде, уходившей тонкой стрелой в залив, сидели Исаев и жокей Аполлинарий, которого все зовут Аполлинэр, а близкие друзья — Ляля. Он размазывал пьяные слезы по щекам, часто икал. Говорил невнятные странности, глотая шипящие согласные, — ничего разобрать невозможно. Потом он уронил голову на грудь — резко, как актер при выходе на поклон, подался вперед и всхрапнул — Ляля засыпает мгновенно.

Отодвинувшись от уснувшего Аполлинэра, Исаев откинулся на спинку стула, устало протянул руки вдоль тела и глубоко вдохнул йодистый океанский воздух. Сейчас, в ночи, когда единственный его собеседник спал, вокруг никого нет и не надо ни с кем поддерживать праздный разговор, отчетливо было видно, как устал Исаев.