Из комнатки телеграфиста вышел командир пограничников.
— Задержите отправление поезда до моего особого распоряжения. Высадите всех без разбора, наши ли, иностранцы ли, подсоедините мой вагон и посадите всех инвалидов, чтобы здесь ни одного не осталось. И обеспечьте людей пайком на дорогу. Выполняйте немедленно!
— Есть, гражданин Блюхер, — ответил командир и вышел медленным, строевым шагом.
— Братцы! — заорал кто-то высоким голосом. — Это же герой Перекопа военный командир Блюхер!
— Ура главкому! Да здравствует Блюхер!
Фронт
Полки Восточного фронта отступали под натиском белых. Бойцов валил тиф; они обовшивели, деревень на пути отступления не было, а если вдруг и встречались, то комфронта Серышев не разрешал останавливаться на отдых, стараясь как можно дальше оторваться от противника, чтобы занять оборону под Хабаровском и там, став под защиту бронепоездов, постараться отбить белых.
Снег засыпал армию, по таежным тропкам к Амуру пробирались смертельно уставшие, обмороженные люди, многих несли на самодельных носилках — сыпняк свирепствовал вовсю; тащили на себе пушки, потому что лошади пали от бескормицы.
Постышев осунулся, щеки запали, в усах стала пробиваться седина, и шея из гимнастерки торчала по-цыплячьи жалобно.
Огромной, редкой и рваной цепочкой растянулась армия по тайге, отступая к Хабаровску.
...А Блюхер сидел в Чите, в штабе, в комнате радистов, у прямого провода с Хабаровском.
— Записывайте разговор, — попросил он дежурного, — копию — в ЦК.