Пароль остается прежним

— Ну да, Бегалина, младшего сержанта.

— Почему Бегалина?

— Так ведь его отец тоже капитан. И мы вместе ходили на промысел.— Он виновато улыбнулся: — Если бы не Елена, я никогда бы не расстался с Павловым.

Елена услышала свое имя и обернулась:

— Что Елена?

— Ничего, милая.

Серебренников видел, как у Горского потеплели глаза и решил: любит. Собственно, разве можно было в этом сомневаться?

Он попрощался с Горскими возле гостиницы и поехал по своим делам. А капитан «Медузы», взяв жену под руку, пошел по тополевой аллее к гостинице.

В дверях встретились с Ефремовым. Горский приветливо протянул ему руку.

— А знаете,— сказал он оживленно,— пойдемте с нами есть шашлык?

Елена удивленно взглянула на Горского:

— Шашлык? Так ведь мы только что пообедали?

— Меня растрясло в дороге, и я снова проголодался,— сознался Горский.— Потом, может быть, к Хасанчику привезли пиво.

Хасанчиком все называли буфетчика в летнем ресторане районного центра.

Елене хотелось побыть наедине с Горским и она обиделась:

— Я не хочу к Хасанчику.

— Леночка,— укоризненно произнес Горский.— Ну неужели ты не понимаешь, что значит для мужчины пиво?

Елена поджала губы.

— Если хочешь — иди. А я посижу дома.

Горский притянул ее к себе и, умоляюще заглядывая в глаза, заставил улыбнуться.

— Вот теперь хорошо,— довольно произнес он, отпуская ее. Иди отдохни, а мы с товарищем Ефремовым обернемся мигом.

Все это произошло так неожиданно, что Ефремов не успел и опомниться, как уже сидел с Горским за отдельным столиком.

Расторопный Хасанчик быстро организовал пиво и закуску.

— Есть холодная водочка,— шепнул он.

Горский обрадовался:

— Кто же устоит против холодной?

Ефремов смотрел на Горского и думал, какой это сердечный человек.

— Ваше здоровье! — чокаясь с Ефремовым, сказал Горский.

Давно уже никто не поднимал тост за здоровье Ефремова, и вообще жена не разрешала ему пить. Но разве сейчас откажешься? И потом почему он должен отказаться? Почему он не может составить компанию капитану «Медузы», который так хорошо к нему относится?

Ефремов выпил.

После второй стопки у него закружилась голова. На Горского же водка не действовала и он заказал еще.

— За ваших детишек,— предложил Горский.

Ефремов выпил.

Потом они возвращались домой какими-то закоулками, и Горский почти тащил Ефремова на себе. Водитель автопогрузчика плакал, рассказывая о своей трудной жизни, как чудом уцелел в концентрационных лагерях и как недавно пограничники заподозрили его в связи с каким-то человеком.

Горский был трезв. Он не пропустил ни одного слова из того, что говорил Ефремов.

ВСТРЕЧА В ХОДЖЕНТЕ

За последнее время сменили столько городов, что у Тома и «Зуба» рябило в глазах. Они были в Самарканде и Бухаре, Чарджоу и Марах, Намангане и Фергане, не считая других городов, поменьше.

Подолгу «Буйвол» не хотел задерживаться на одном месте, чтобы не привлекать внимания. И не столько «Буйвол», сколько их новый знакомый, с которым они встретились на ветренном и пыльном урсатьевском перроне. Отсюда поезда растекались в три стороны: к Ташкенту и дальше — на Москву, через Каган и Ашхабад — к Красноводску, и, пересекая плодородную Ферганскую долину, к отрогам Памира.

Новый знакомый оказался старым приятелем «Буйвола». Ему перевалило за пятьдесят, но стариком нельзя было назвать. Он тщательно следил за своей внешностью, чисто выбривал щеки и расчесывал поседевшие волосы на пробор. Звали нового знакомого Семеном Петровичем.

Май застал их на юге Киргизии, в городе Оше, откуда начинался Великий Памирский тракт.

Ош, как и большинство других городов Средней Азии, делился на две части: новую и старую. Где-то они сталкивались и перемешивались. В Оше это происходило в конце улицы Ленина, на спуске к базару, заканчивавшемся новым мостом через шумную Акбуру.

«Зубу» нравились азиатские базары — многоголосые, пестрые, щедрые, где было чем поживиться. Он хвастался своими успехами и даже радовался, что Тому не везет.

— Фортуна, так сказать, отвернулась? — сочувственно спрашивал он, сверкая золотыми коронками.

— Отвернулась,— соглашался Том. На самом деле ему просто не хотелось воровать.

Он стал чаще ходить один. С интересом наблюдал, как идет крупноблочное строительство, или заливают асфальтом мостовую.

А однажды в каком-то колхозе его приняли за районного активиста. Он, сам того не зная, пришел на полевой стан во время обеденного перерыва. Пришел напиться, а бородатый бригадир хлопнул его по плечу:

— Давай, паренек, читай газеты.

Тому стало смешно. Он взял газету у бригадира и, присев на суфу, стал читать вслух.

Потом его угостили таким жирным и вкусным пловом, какого он никогда еще не ел, и пригласили приходить еще.

Он возвращался в город пешком, и всё время его провожало хлопковое поле. Перед самым городом оно передало его пламенеющему маками участку.

Он прилег среди маков и долго не хотел подниматься. Давно ему не было так хорошо. Наверное, попал в самый богатый колхоз. Может быть не возвращаться к «Буйволу»?

Но в эту ночь он снова ночевал с приятелями, и рядом посапывал Семен Петрович.