Тому не спалось. Он лежал с открытыми глазами, думая о своем. Как изменить образ жизни? Конечно, можно хоть сейчас встать и потихоньку уйти в тот же колхоз. Но что он будет делать там и как объяснит, откуда пришел?
«Найду бригадира,— подумал Том,— и всё объясню».
Сейчас это ему казалось просто.
Семен Петрович повернулся на спину и захрапел.
«Сбегу!» — решил Том, приподнимаясь на локте, но тут заворочался «Буйвол». Открыл глаза, увидел, что Том не спит, и попросил закурить.
На следующий день все четверо перебрались в другой город. Это был древний Ходжент, помолодевший за годы Советской власти и сменивший имя. Новый, социалистический, город — Ленинабад — смахнул старину с левобережья Сыр-Дарьи, распутал паутину кривых узких улочек, широким проспектом устремляясь к подножию Могол-Тау.
Василий Васильевич и «Буйвол» остановились в гостинице «Ходжент». Дежурный администратор охотно предоставил им отдельный номер.
Том и «Зуб» устроились в многокоечном номере другой гостиницы, рядом с базаром.
Каждый занимался своим делом. Василий Васильевич и «Буйвол» приглядывались, чего-то ждали. «Зуб» искал ротозеев. Том любовался городом и однажды забрел на стадион.
В этот день трибуны ломились от зрителей. Местные футболисты «Памира» принимали одну из закавказских команд.
«Памир» выигрывал, и стадион ревел.
Вначале Том следил за игрой, но потом переключился на «болельщиков». Давно он не видел такого веселого зрелища. Люди кричали до хрипоты, били в ладоши, топали, свистели, вытягивали шеи, толкали друг друга.
Особенно старался толстячок, сидевший рядом с Томом. Он потерял голос и сипел, багровея от натуги. Его клетчатая рубаха взмокла. Пот ручьями стекал с лица. Толстяк блаженно закатывал глаза, когда мяч оказывался в сетке ворот гостей, и лез целоваться с Томом:
— Умница ты моя!—приговаривал он, словно это Том забивал голы.
После матча толстяк уцепился за Тома:
— Никуда я тебя не пущу. В честь такого события поедешь ко мне.
Том подумал, что, может быть, снова угостят пловом и согласился.
Толстяк открыл дверцу темносиней «Волги» и взялся за руль, усадив Тома рядом с собой.
«Так ты шофер, братец!» — подумал Том.
Толстяк все еще никак не мог успокоиться и со смехом вспоминал самые острые моменты недавней борьбы на зеленом поле.
Том ловил разгоряченным лицом встречный ветер и блаженствовал.
«Волга» неслась по асфальтированному шоссе мимо яркозеленых хлопковых полей, фруктовых садов. В этот пейзаж то и дело вплетались портальные краны с красными флажками на стрелах.
— Красиво, правда? — спросил толстяк«
— Факт,— согласился Том.
— А ты что, недавно в наших краях?
— Недавно.
— А про Улугходжаева слыхал?
— Нет,— сказал Том.
— Да ты, ака-джон, отсталый человек! —удивился толстяк, обгоняя автобус.
— Ну, расскажи,— попросил Том.
— Улугходжаев — дважды Герой Социалистического Труда, наш председатель.
— Дважды? — не поверил Том.
— Ты откуда приехал? — спросил толстяк.
— Из Калуги,— соврал Том.
— Тогда понятно,— покровительственно заметил водитель, выруливая на середину дороги, где асфальт был ровнее.— Ну, слушай: в прошлом году мы продали государству десять тысяч тонн хлопка. А это знаешь сколько? Двадцать железнодорожных составов по сорок вагонов каждый!.. А молока и мяса знаешь сколько сдали государству?
— Ну, сколько? — спросил Том, который в обществе нового знакомого чувствовал себя удивительно легко.
— Пятьсот тридцать тонн! А яиц почти двести тысяч штук! Представляешь?.. А абрикосов пять тысяч тонн! А винограда — шестьсот тонн!.. Самый высокий в округе доход, ака-джон
— Ты откуда знаешь? — усомнился Том.
Толстяк засмеялся:
— Так ведь я бухгалтер.
— Главный, что ли? — недоверчиво покосился на него Том.
— Почему главный? Просто бухгалтер... А у нас знаешь бухгалтерия какая? Сто человек!
— Ну, да? — снова не поверил Том.
— Ну, может, немножко меньше,— сразу согласился толстяк, уступая дорогу встречному самосвалу.— А года через два знаешь сколько будет?
— Двести! — ответил Том.
Толстяк даже затормозил, так ему стало смешно.
— Два человека, ну, может быть, четыре. Вот сколько.
— Почему? — удивился Том.
— Да потому, что установим электронные счетные машины.
— А куда же денешься ты? — спросил Том.
— Я буду оператором этих машин.
«Вот бы и мне стать оператором!» — загорелся Том, но подумал и спросил:
— Ну, а другие бухгалтеры?
— Э, ака-джон,— уверенно сказал толстяк.— Для всех работа найдется. Кто уже сейчас заочно в сельхозинституте учится, кто на курсах механизаторов при колхозе. А у тебя какая специальность?
Том покраснел.
— Всякая,— сказал он,—разнорабочая,—И вдруг потребовал: — Останови машину.
Толстяк не понял:
— Ты что?
— Останови, говорю! — настойчиво повторил Том.— У меня дело есть. Я забыл.
— Эх, ошно[23]
! — надулся толстяк, сбавляя скорость.— Или я тебя чем обидел?— Нет, не обидел,— упавшим голосом произнес Том.
— Тогда поехали дальше, а дело свое завтра доделаешь.
— Нет, я слезу,— вздохнул Том.
— Так мы уже приехали,— настаивал толстяк и свернул к центральной усадьбе колхоза.
Слева и справа замелькали аккуратные белые домики, окруженные садами.