Пароль — «Прага»

— Советую связаться в Буковой с семьей пекарки Ружены Матисовой, — продолжал лесник. — Очень порядочные люди. И еще Эмиль Гейдук. Вы не смотрите, что он полицай. Это нужно. Надежный хлопец. А в отношении подполья, то тут мой сын может ниточку дать, но не знаю, как с ним поговорить. Он тут не бывает, и я к нему не хожу. Но постараюсь найти его.

Стало совсем тихо.

— Нам еще нужны немецкие документы, — обратился к хозяину Баумгартл, который до сих пор не принимал участия в разговоре. — Понимаете, такие, как немцы выдают чехам.

Лесник закивал головой: он понимает, но, подумав, развел руками:

— Вот с этим уж не знаю…

— Дядя, — отозвалась из темного угла комнаты Либуша, старшая из сестер. — У нас же есть паспорт отца.

Все обернулись к девушкам. Квета достала из комода серую книжечку и положила перед Олешинским.

— А вот еще разные справки, квитанции, свидетельства. Пригодятся.

Партизаны рассмотрели паспорт.

— Спасибо! Правда, здесь нужно кое-что подчистить, но это уже наше дело. Нам нужен еще один настоящий документ, чтобы можно было по нему немедленно перебраться в Прагу.

— В Прагу? — даже привстала Либуша. — Я собираюсь туда и могу все сделать: и паспорт прописать, и даже достать справку о том, что работали на принудительных работах. У меня есть подруга в канцелярии приматора. Мы с ней уже несколько человек спасли от угона в Германию. Но нужны фотокарточки.

— Все будет! — Олег на радостях даже обнял девушку. — Все будет.

Фронт с каждым днем приближался к границам Чехословакии, и времени у десантников было настолько мало, что нужно было рисковать: идти на связь к местам, туда, где действовало коммунистическое подполье, в руках которого была сосредоточена вся сеть сил Сопротивления.

Комиссар предложил свой план: он проберется в Пльзень, в котором работал до 1938 года, свяжется с давними друзьями по подпольной работе, и таким образом наверняка связь с центром будет найдена. Баумгартл также уверял, что есть смысл воспользоваться паспортом Гоудкова.

— Пойми, — убеждал комиссар Олешинского, — в нашем положении, не имея связи с центром и сводок с фронта, нельзя тратить ни единого дня.

Олешинский, хотя и был решительным командиром, все же не сразу согласился с планом Баумгартла в отношении поездки в Пльзень. Что-то было в нем опрометчивым, необдуманным, даже авантюрным. А этого капитан не терпел. Во всех случаях, даже тогда, когда нужно было принять молниеносное решение, Евгений Антонович стремился, чтобы оно было предельно логичным и осуществимым. А тут… И все-таки приходилось идти на риск.

Со всеми своими документами Баумгартл добрался до Пршибрама и там сел в поезд, идущий в Пльзень. Все было в порядке. Отъехав немного от Пршибрама, Вацлав соскочил на каком-то полустанке и, делая вид, что опоздал на поезд и догоняет его, пробежал метров сто за последним вагоном. Несколько станционных служащих, бывших на перроне, пожалели старика (он снова стал похож на пожилого человека) и взялись посадить его на попутную машину. Комиссар согласился и… допустил ошибку. На контрольном пункте автомобиль задержали. Проверка документов. Немцы сначала пересмотрели бумаги у шофера, а потом дошла очередь до Баумгартла. Тот, не торопясь, насадил на нос очки и со старческой старательностью вытащил из кармана свой паспорт. Унтер быстро просмотрел документы и передал их офицеру. Лейтенант осмотрел паспорт раз, другой, перевел взгляд на Вацлава и снова углубился в чтение, медленно переворачивая странички. Что-то вызвало у него подозрение. Вацлав, почувствовав беду, отступил на два шага и едва заметным движением нащупал в кармане пистолет. «Спокойно! Спокойно! Обойдется». Нет! Офицер раздраженно требует, чтобы он прошел вон в ту будку, и приказывает двум солдатам привести начальника. «Какая нелепость: попасть в гестапо, не выполнив задания! Там проверят паспорт и увидят подделку». Холодный пот выступил на лбу, сердце бешено забилось. Баумгартл принял решение. Миг — и сгорбленный старик выпрямляется и ловко отскакивает в сторону. Раздаются выстрелы. Баумгартл бросает в постовых гранату и прыгает в кювет. Ага, прямое попадание, потому что сзади становится тихо… Вдруг откуда-то со стороны застрекотал автомат. Черти бы взяли этих фашистов! Они выскакивают из всех домов, будто крысы из нор. Комиссар залег. Он стреляет метко. «Последнюю пулю для себя», — думает он, но, почувствовав жгучую боль в ноге, падает. Ему кажется, что он проваливается в бездну. Перед глазами в бешеном галопе завертелась какая-то фантастическая карусель, становилось все темнее и темнее…

ПРИГОВОР