Пароль: «Тишина над Балтикой»

Время шло. По засечкам, которые Тихонов делал ложкой на стене, выходило, что наступил октябрь 1938 года. На допросы его больше не вызывали. Так, может быть, сработала идея, подсказанная опальным прокурором, и с протестом сейчас разбираются в Генеральной прокуратуре? Не исключено, решил разведчик, и поблагодарил судьбу за счастливый случай, явившийся в образе грамотного соседа по камере.

Ожидание закончилось, когда поутру раздался возглас конвоира:

— Тихонов, на допрос!

Можно ожидать чего угодно: и плохого, что более вероятно, и хорошего, что выглядело бы чудом, думал Тихонов, сидя на табуретке, привинченной к полу в кабинете следователя. Но то, что он увидел, когда открылась дверь, привело его в полное замешательство. Захотелось, как в детстве, перекреститься и прошептать: «Свят! Свят! Свят!». Настолько неправдоподобно выглядело происходящее.

Тем не менее за столом следователя вполне реально усаживался немолодой майор госбезопасности с одним ромбом в петлицах. В его карих с восточной поволокой глазах поблескивали искорки улыбки. Чекист пригладил обеими ладонями аккуратно постриженные усы и бороду, отчего по прокуренному казенному помещению пошел аромат дорогого одеколона. Тихонов отказывался верить собственным глазам: напротив него сидел Мишель, вернее, Михаил Андраникович Анташев.

Театрально скрестив руки и насладившись произведенным эффектом, старый знакомый спросил:

— Что, Володя, вы не ожидали Анташева здесь встретить? Давайте обнимемся, как положено добрым друзьям, а потом обсудим наши дела и делишки…

Пока Тихонов вытирал тыльной стороной ладони внезапно набежавшие слезы, Анташев продолжил:

— Успокойтесь, успокойтесь, ради Бога! Ослабли вы здесь, конечно. И по виду заметно, что следователь кулаки-то не жалел, когда выбивал из вас признание. Теперь незаконное отношение к вам под запретом. Во всех управлениях НКВД работают комиссии по выявлению случаев нарушения социалистической законности. Они образованы по указанию нового замнаркома внутренних дел товарища Берии. Я возглавляю комиссию в центральном аппарате, где уже прекращены сфабрикованные дела в отношении многих сотрудников НКВД, военных, работников юстиции. Справедливость восстанавливается, люди выходят на свободу. В ходе работы мне в руки попало написанное вами обращение в Генеральную прокуратуру. Документ составлен настолько грамотно, что я поразился вашим правовым познаниям. Когда вы успели набраться их?

— Тюрьма многому научит, — со вздохом ответил Тихонов.

— Что верно, то верно! Я затребовал документы на вас и узнал, что следователь, который ими занимался, замешан во многих нарушениях закона. Сейчас он заключен в камеру и дает признательные показания. Могу устроить очную ставку, вернете ему должок…

— Избави Боже от общения с таким негодяем!

— Напрасно! Существует латинское выражение: «Оптимэ олерэ оксизум хостэм!», что означает: «Лучше всего пахнет прах твоего врага». Его автор — римский император Вителлий, — продемонстрировал знание латыни и истории Анташев, при этом неожиданно так осклабился, показав верхние зубы, что лицо на мгновение приобрело хищный вид.

Тихонов безразлично отмахнулся и спросил:

— Вы лучше расскажите, как жили и чем занимались после того как мы расстались в мае двадцатого года на Каспии. Вы тогда в составе конного отряда чекистов пошли рейдом по глубинкам Ирана…

— Верно! Неожиданно для себя я вновь вернулся на привычную службу и стал начальником контрразведки отряда. Выявлял врагов среди многочисленной русской прослойки, живущей в тех местах. Не смотрите на меня подозрительно, крови на мне нет. Кого-то из них вербовал и направлял на агентурную работу в наших интересах, кого-то просто отпускал. И только самых забубенных сдавал в трибунал. Через полгода всем отрядом вернулись в Баку, где меня как опытного оперативника направили работать в органы ВЧК. Там познакомился с таким же оперативником Лаврентием Берией. Он намного моложе меня, но мы работали дружно. Я даже помогал ему в трудную минуту, когда его по каким-то доносам хотели отдать под суд. Лаврентий сумел оправдаться, перешел на работу в Грузию, меня за собой потащил. Вместе в Закавказье создавали ЗакЧК. Потом его на партийную работу направили, а я в органах остался. Уже было на пенсию собрался, а Берию в Москву перевели. Он меня убеждал, что рано уходить на покой, дел много впереди. Теперь, встретившись с вами, я понял, что Лаврентий Павлович был прав. С вашей подачи в двадцатые годы я стал заниматься оперативной работой, за что по сей день сердечно вам признателен. Теперь помог вам в минуту жизни трудную. На то дружба между мужчинами и существует! Ну, а вы-то как служили, где побывали до того, как в сие негостеприимное место попали?

Тихонов коротко рассказал о своей службе в разведке, о командировках в Германию и Испанию, о тревожных днях, наступивших после приезда в Москву.

Анташев задумчиво выслушал друга и сказал: