Паровой каток

— Хозяин уже вернулся, если он вам нужен, лейтенант.

Крамер покачал головой, ожидая, когда он исчезнет.

— А та соседка, ну помните? — спросила миссис Френсис. — Она уже никогда больше со мной не заговаривала, никогда. Ведь мы теперь были цветными. Ну вот, собрали мы вещи и переехали в Клермон. Все там относились к нам хорошо, кроме двух-трех человек, как обычно. Мне удалось сохранить своих прежних заказчиц и даже найти новых.

— И ничего не попало в газеты?

— Несколько строк, и гораздо позднее, из-за Пата. Их никто и не заметил. Такое случалось. Журналисты часто черпали материал из законченных дел в канцелярии прокурора.

— А дети?

Кончиками дрожащих пальцев она коснулась лица.

— Это было ужасно. Я делала что могла, но без толку. Прежде всего им пришлось оставить школы. Тесси было легче, у неё осталась музыка, но Ленни так многого собирался добиться…

— В Клермоне ведь были школы.

— Но он хотел стать пилотом — эта профессия только для белых, его это просто сломало.

Теперь она словно повторяла слова какого-то адвоката.

— Ленни попал в неприятности?

— Откуда вы знаете?

— Это вас не касается. Рассказывайте.

— Занялся кражами на пляжах — связался с какой-то бандой, бывшей в Клермоне. Никого не поймали, только его. Я все объяснила судье, и мистер Гольдер тоже. А судья! Обещал быть снисходительным, но отправил Ленни в исправительную колонию.

— Мог назначить ещё и телесные наказания, — заметил Крамер.

— Пожалуй, вы правы.

— Разумеется. Но что стало с Тесси? Она продолжала учиться музыке?

— Тот проклятый бельгиец меня доконал!

Неожиданный взрыв эмоций подействовал на неё благотворно. Миссис Френсис даже улыбнулась. Крамер наклонился к ней.

— Я уверена, если бы не он, ничего подобного бы не случилось.

— Поэтому я все должен знать.

Она кивнула.

— Поймите, очень тяжело рассказывать такие вещи о собственной дочери…

Крамер ждал.

— Я пошла к тому человеку и сказала, что Тесси уже не сможет ходить на уроки, потому что у нас больше нет денег. Он, казалось, был потрясен, что такое могло произойти, и сказал мне, что будет давать Тесси уроки даром. Я знала, что как большинство иностранцев, он либерал, но такое было уже слишком. Он говорил, его долг художника, то есть музыканта, не дать пропасть таланту Тесси. В конце концов, сказал он, есть вещи важнее денег. Я часто думала о его словах. Ох, как он был прав.

Под её пристальным взглядом Крамер даже сгорбился, чувствуя себя как-то неловко. Эта старая женщина странно влияла на него.

— Я все понял. Как вы узнали?

— Мне сказала жена того бельгийца. Заявила, что если это повторится, сообщит в полицию. И донесла бы, я знаю этот тип женщин.

— И что было дальше?

— Мне нужно было решать все самой, не так ли? В тот же вечер я заперлась с Тесси и выложила ей все начистоту. Если бы вы видели… просто ужасно. Я не узнавала свою Тесси.

— Что она сказала, Гледис?

— Уже не помню. Что ей все равно… что ей теперь ничего не нужно. Что будет спать с любым мужчиной, если он может дать то, что ей нужно. Что жизнь её кончена, что никогда ей не добиться того, о чем мечтала. Она проклинала меня за то, что произвела её на свет.

— Это ужасно. Но ведь это не ваша вина?

— У вас есть дети?

Крамер покачал головой.

— Тогда вам меня не понять. А тут вдруг соседка как-то в шутку сказала, что, мол, мы корчим из себя белых, и я вдруг увидела в этом известный шанс для Тесси.

— А что об этом думала она?

— Была в восторге. Снова стала моей прежней девочкой, и все говорила о тех чудных вещах, которые она сможет себе купить. Я обещала ей, что не буду пытаться встретиться с ней.

— Для вас это должно было быть тяжело.

— Нет. Я сказала себе, что так искупаю свою вину.

— И что дальше?

— Тесси просто уехала. Два года назад. Я не спрашивала, куда.

— А Ленни? Что он делал? Как на все это отреагировал?

— Тогда он ещё был в колонии. Когда вернулся, я рассказала, и он был вне себя. Грозил убить её за то, что меня бросила.

Крамер небрежно спросил:

— У вашего Ленни бурный темперамент, да?

— И ещё какой! В жизни такого не видела. Не знаю, в кого он, мой Пат был спокойнейшим человеком на свете. Но Ленни любил свою мамочку и считал поступок Тесси предательством. Но только до тех пор, пока я ему не рассказала.

— И как он это воспринял?

— Долго молчал, очень долго. Потом пришел ко мне в кухню и сказал, что это и к лучшему, что она уехала. Что в семье уже хватает несчастий…

У Крамера затекло все тело. Встав, он потянулся и снова упал в кресло. Ободряюще улыбнулся.

— Пожалуй, пора заканчивать, Гледис. Многое мы уже выяснили. Скажите, как вы узнали, что Тереза Ле Руке — ваша дочь?

Миссис Френсис горько усмехнулась.

— Потому что это имя я сама ей выбрала. Только этого я от неё хотела. Хотела знать, если вдруг с ней что-то случится, или если вдруг станет знаменитой.

— И, вы прочитали заметку в «Газетт»?

— Нет, я газет не получаю. Ленни пришел и сказал мне.

— Так он тоже ушел из дому?

— Он за белого себя не выдавал, если вы это имеете в виду.

— Нет, не это.

— Ленни — хороший мальчик. Но он уже взрослый, и ему нужен свой дом.

— Понятно.