Паровозик из Ромашкова

если некая тварь приложила к этому лапы, то каких же размеров она должна быть?

Поёжившись, я решил, что лучше побыстрее закончить начатое. Оглядевшись, я окинул взглядом

раскинувшийся внизу на многие километры вокруг город.

Открывавшийся отсюда вид поистине захватывал дух. Я смотрел вниз, на останки былого

человеческого величия, и думал о том, как много человек потерял. В своём стремлении достичь

во всём совершенства люди возводили гигантские сооружения, как будто желая достать до

небес, возвыситься над остальным миром. Но по иронии судьбы, чем выше поднимаешься, тем

больнее падать вниз. И однажды упав, человек остался лежать, поверженный собственной

гордостью. И вряд ли он когда0нибуль поднимется…

Или всё-таки поднимется? Есть ли у нас шанс на это? Ведь дети не отвечают за грехи отцов, зато

зачастую ощущают на себе их последствия… Так сколько ещё нам терпеть эти последствия?

Сможем ли мы когда-нибудь вновь подняться на поверхность, у которой нынче иные хозяева, и

без опасения за свою жизнь остаться здесь навсегда?

Особенно сильный порыв ветра выловил меня из пучины размышлений. Я одёрнул себя, призывая к сосредоточенности, и, не забывая глядеть под ноги, принялся обходить башню с

венчающим её шпилем и смотреть по сторонам в поисках подходящего ракурса.

На западе, откуда мы пришли, не было ничего заслуживающего внимания, лишь огромное

количество оплавленных развалин домов.

Далеко на севере, слегка накренившись, лишённая шпиля, в небо возвышалась Останкинская

башня. Бывшая когда-то предметом гордости жителей города, сейчас она больше напоминала

почерневший от времени, покосившийся телеграфный столб, готовый рухнуть от малейшего

толчка. Чуть в стороне пролегал отрезок Садового Кольца. Сотни автомобилей навеки застыли на

месте, так и не достигнув своих пунктов назначения. Часть машин представляла собой

обгоревшие каркасы, часть была просто покорёжена. И всё равно создавалось впечатление, что

люди лишь отошли ненадолго и, вернувшись, снова рассядутся по машинам и поедут по своим

делам.

Но люди не возвращались уже двадцать с лишним лет. Лишь приходили иногда сталкеры и

потрошили автомобили, растаскивая по частям под различные нужды.

А внизу расположился уже виденный ранее зоопарк. Сейчас он на некоторое время вышел из

своего обычного безмолвного состояния и шелестел на ветру ветвями своих могучих деревьев.

Даже несмотря на такую высоту, мне не удалось ничего разглядеть среди этого зелёного ковра.

Мне лишь показалось, что снизу доносятся какие-то загадочные пощёлкивания, хотя у меня и не

было твёрдой уверенности в их реальности.

Я перешёл на восточную сторону здания, заранее опустив взгляд – где-то там впереди находился

Кремль. По всему метро о нём рассказывали много чего: и про звёзды на башнях, гипнотическим

светом заманивающих сталкеров в ловушку, и про биологическое оружие, якобы сброшенной на

Кремль и скрывающееся где-то за его стенами. Впрочем, находились и те, кто говорил, будто

Кремля на самом деле уже давно нет, а все остальные этого не понимают и не хотят понять. Мол, всем хочется верить в нерушимость самого дорогого, любимого, вечного. Как бы то ни было, но

проверять правдивость этих историй на своём опыте я не хотел, поэтому от греха подальше

«миновал» взглядом это таинственное место.

Дальше располагался Новый Арбат. С одной стороны его обступали дома-«книжки», непонятным

образом избежавшие разрушения, с другой – обычные высотки, которым, однако же, не так

повезло, как своим собратьям через улицу. Дальше за домами виднелся храм Христа Спасителя.

Я слышал от сталкеров, что крылатые демоны, бороздящие теперь небо Москвы вместо птиц, свили себе гнездо прямо на куполе храма, рядом с крестом.

Вот и думай после этого, есть ли Бог на свете…

А что я, собственно, удивляюсь? В теперешнем мире, заключённом между границами станций и

протянувшихся между ними туннелей, не осталось места для религии, для веры в какие-то

высшие светлые силы. Всё это отошло на второй, третий план. Оставались ещё эти сумасшедшие

Иеговы, бороздящие просторы метро в поисках последователей, но их бредни о скором

пришествии Христа и избавлении всех от страданий давно уже никто не воспринимал всерьез. В

остальном религия изменилась. Теперь, следуя всеобщему настрою, пророками новой эры стали

сектанты всех сортов, от сатанистов с их воплями об адовых вратах и до, кришнаитов, по слухам, поселившихся на Октябрьском поле. Или вовсе дикароподобные идолопоклонники с отдалённых

глухих станций.

Но там, где не осталось веры, должна продолжать жить надежда. Надежда на лучшее, на

возвращение прежних времён. На светлое будущее, в конце концов.

Вздохнув своим невесёлым мыслям, я перешёл на южную сторону. Впереди возвышались другие

сталинские гиганты – здание МИДа и гостиница «Украина». Точно так же, как бывший «Дом

авиаторов», они хмуро взирали своими незрячими глазницами на мир вокруг. Между ними я

увидел Новоарбатский мост, переломленный под воздействием непонятной силы ровно