— Все так ужасно. Он пошел на вечеринку к друзьям. Сирен утверждает, что он не употреблял наркотики. Только пил. Не знаю, но они, должно быть, упились до умопомрачения, потому что на следующий день никто ничего не помнил. Короче, случился пожар, и он сгорел заживо. Дом сгорел дотла — один из этих старых деревянных сухих домов, что вспыхивают как факел! — Она сделала неопределенное движение руками, но я прекрасно понял, что она имела в виду. В свое время мне приходилось видеть, как горят такие дома, и никто не мог бы позавидовать находящимся внутри.
— В тот вечер Сирен с ним не было?
— Нет, он развлекался один.
— Ты не думаешь, что у них могли быть какие-нибудь проблемы между собой?
Она медленно покачала головой.
— Я никогда не замечала ничего подобного!
— А пожар расследовался?
Она испуганно посмотрела на меня.
— Да, но это было чистой проформой. Нам ничего не сообщили, и как раз в то время… умер отец.:. На нас навалилось слишком много…
Я посмотрел на нее, но свет лампы падал только на ее руки. Лицо скрывалось в полумраке, лишь изредка освещаясь слабым огоньком сигареты. Она быстро провела рукой по глазам, и я заметил, как подрагивает ее рот.
Она кашлянула.
— После этого все пошло наперекосяк.
— Что же все-таки случилось?
— Она ушла — и не только от нас. Не платила за квартиру. И ее выставили. Я пробовала поговорить с хозяином квартиры, заплатить за нее. Но он лишь увеличил квартирную плату и сказал, что не сдает свою квартиру привидениям. Вот так. Несколько раз она приходила ко мне домой. Занимала деньги. У меня сердце кровью обливалось. Я видела… что она вновь стала принимать наркотики. — Она кивнула на фотографию, которую я все еще держал в руке. — Она уже выглядит совсем иначе. Так, как ты ее помнишь. Это просто кошмар — видеть, чувствовать, что твоя собственная сестра становится легкой как перышко, которое может унести в любой момент порывом ветра! Она перестала быть самой собой!
Я подождал, пока она не возьмет себя в руки.
— Когда я отыщу ее — что я должен ей сказать?
— Скажи, что мать лежит в больнице, она умирает, и я не прошу ее ни о чем, только чтобы она смогла пойти со мной навестить маму. Или пусть пойдет одна, если ее это больше устроит! Самое главное, чтобы она показалась!
— А как с… Мне нужно задать тебе еще пару вопросов, чтобы знать, с чего начать. У нее есть друг?
— Совсем недавно я встретила ее в городе с каким-то изможденным парнем, которого она назвала… мне кажется, Хенриком. Она представила его как своего нового друга.
— Хенрик! А фамилия?
— Она сказала, но я не помню. Вернее, просто не разобрала. Ты же знаешь, как они говорят в таком состоянии.
Я знал.
— А она не сказала тебе своего адреса? Где она может быть?
Она вновь открыла сумку и достала зеленый клочок бумаги. Билет на автобус, на обороте которого кто-то дрожащей рукой написал адрес.
— Нэстегатан?
Она кивнула.
— Я была там, прошла мимо дома. Но он такой старый и совсем заброшенный, что у меня не хватило мужества войти туда одной.
— Хочешь пойти со мной?
— Если возможно, нет, — тихо ответила она.
Я успокаивающе кивнул ей.
— О’кей. Ты столько для меня сделала, что я буду счастлив оказать тебе, по крайней мере, эту услугу. Как только я что-то узнаю, сразу тебе позвоню. Твой номер телефона у меня есть. — Я ободряюще улыбнулся. Затем встал и обошел вокруг стола. — А как у тебя самой дела?
— Что ты имеешь в виду?
Я пожал плечами и улыбнулся.
— Жизнь вообще.
Губы сжались, а взгляд устремился в никуда, как раз чуть выше моего плеча.
— Я по-прежнему живу одна.
Затем она взглянула мне в лицо. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза. Я чувствовал себя почти ее родственником, может быть, кузеном, и вместе с ней переживал семейную драму.
Я поднял воротник ее плаща и сказал:
— Когда все будет позади, я приглашу тебя на обед.
Она грустно улыбнулась.
— Когда все будет позади, я сама приглашу тебя на обед, Варг. — Потрепала меня по щеке и ушла.
Я стоял и слушал, как затихают ее шаги — она вновь уходила из моей жизни. По всей вероятности, она была права. Когда все будет позади, я смогу пригласить ее разве что на запах соседской яичницы с ветчиной.
Но если ты стал в детстве бойскаутом, то остался им на всю жизнь. Я дал ей обещание бойскаута. Это дело не будет стоить ей ни одного эре.
2
Я простоял в подворотне несколько часов. Туфли промокли, ноги замерзли, а я сам начинал терять терпение.
Уже давно зажгли уличные фонари, и шел дождь. Особенно неуютным пребывание на Нэстегатан делал ветер с Пюдде-фьорда. Было по крайней мере сто других мест, где я бы согласился оказаться в эти минуты с большим удовольствием.
Дом на противоположной стороне улицы на протяжении всего времени не подавал ни малейшего признака жизни. Это был четырехэтажный старый деревянный дом с рассохшимися рамами и болтающейся на одной петле входной дверью. Он выглядел так же гостеприимно, как концентрационный лагерь.
Но именно этот адрес Сирен дала сестре. Может быть, она появится здесь, когда совсем стемнеет. А может быть, и нет.