Партия для ловеласа

— А вот так это! Мама твоя живехонька, здоровехонька и своими ножками по дому вовсю топает. Так что лежи и не волнуйся о ней. Лучше о себе сейчас поволнуйся — так справедливее будет.

— Да как же… Что вы… У нее же инсульт…

— Нет у нее никакого инсульта.

— Как это — нет? А что у нее?

— Ну, был сильный криз. Она уже на второй день после него встать могла. В смысле, себя обслужить физиологически. В общем, все как обычно…

— А вы не ошибаетесь, Ольга Артемовна?

— Ага. Давай-ка поучи меня моей профессии, а то ведь я за полвека так и не научилась гипертонический криз от инсульта отличать… Я твою маменьку в два счета расколола, она у меня встала и побежала ножками в туалет, как миленькая! Только шум стоял…

— Нет. Нет. Этого просто не может быть… — снова попыталась дернуться отчаянно Вероника, но Ольга Артемовна, наученная ее неуемной прытью, уже плотненько держала свою сухую, горячую ладонь на ее руке в районе локтя, откуда торчала толстая иголка, прижатая чуть отодравшимся от кожи пластырем. — Этого просто не может быть, и все…

— Почему это не может?

— Послушайте… Но как же тогда все эти памперсы, мокрые простыни, утки-подмывки-уборки… Если она сама могла…

— Ну, я не могу тебе сейчас объяснить, какое такое удовольствие находила во всем этом твоя мама… Но, по всей видимости, оно таки присутствовало, удовольствие это. Не знаю, Вероника. Не берусь оценивать эту ситуацию. Хотя психически она показалась мне вполне адекватной…

— О боже… — прошептала Вероника и закрыла устало глаза. — Теперь мне понятно, куда делась Катькина колбаса… Но этого не может быть, просто не может, и все…

— Какая колбаса, Вероника? Чего это ты про колбасу вдруг вспомнила? Ты есть хочешь, да? Тебя покормить?

— Нет. Не хочу. Спасибо вам, Ольга Артемовна. За все спасибо. Вот же судьба у вас — не позавидуешь… Столько я вам материнских переживаний да неприятностей принесла, сына вашего обидела, а теперь меня еще и спасать приходится! Вам же! Не зря, видно, я вам никогда особо в роли невестки не нравилась…

— А ты мне и сейчас не очень нравишься, Вероника! — рассмеялась сухим, дробным смехом Ольга Артемовна. — А только знаешь, что я тебе скажу, девочка? Если где вдруг услышишь, что свекровь невестку свою любит — не верь. Старается любить — да. А как старается — это уж кому господь сколько мудрости подарил. У меня ее, видно, раньше маловато было. А в последние дни, на сына своего глядючи, вдруг прибавилось. И вообще, ты знаешь, в раю два заветных местечка так и останутся вакантными на веки вечные — одно местечко для свекровки, другое — для ее невестки… Никто их никогда не займет…

— Ольга Артемовна, я вот что вам сказать хочу. Я ведь тоже только недавно поняла, что Игоря люблю. За последние дни и поняла. Он у вас, знаете, замечательный…

— Ну почему у меня? Пусть теперь у тебя он будет замечательным. Я-то тут при чем? Тебе с ним, с таким замечательным, дальше жить. Не мне.

— Спасибо вам, Ольга Артемовна… Вы хорошая. Вы настоящая. Вы все понимаете. Повезло же Игорю… Спасибо вам…

— Ну что ты все заладила, как попугай — спасибо да спасибо! Мне вот вчера сюда твой шеф звонил, между прочим. Как его, я забыла…

— Геннадий Степанович?!

— Ну да. Уж как он по тебе сокрушался, если б ты знала! И умница ты, и дисциплинированная, и с полуслова все схватываешь… И еще сказал, место там какое-то у них начальственное освободилось, и оно будет ждать тебя столько, сколько надо…

— Ух ты! Здорово… — улыбнулась наконец Вероника. — Хорошие какие новости… На том месте зарплата гораздо больше моей теперешней, и я сама смогу один нехороший долг постепенно выплатить…

— А знаешь, Вероника… Вот он тебя хвалил, а мне так приятно было! Как будто это моего собственного ребенка хвалят. О! А вот и он, легок на помине, мой ребенок…

В палату уже влетел Игорь в накинутом на плечи белом халате, запыхавшийся от быстрой ходьбы. Обе женщины — и мать, и жена — совершенно одинаково блеснули глазами ему навстречу, одинаково потянули в улыбке губы, одинаково отметили про себя и непривычную, против правил, Игореву вопиющую неухоженность: светлые прямые волосы топорщились над головой неаккуратными вихорками, уголок воротника рубашки некрасиво замялся внутрь, да и трехдневная небритость совсем его не красила. Не прибавляла его лицу мужественности и стильности, как это бывает у других мужчин — более фактурных и более красивых, просто торчала пегими клочками на щеках, делая его совсем простецким и беззащитным. Вероника отвела глаза, задохнувшись — будто кто поддал кулаком ей прямо в солнечное сплетение, и боль тут же отозвалась в сердце и быстро перескочила в сухое больное горло, ухватив его цепким слезным обручем. И никакого сладу с этим обручем уже не было — слезы сами покатились из уголков глаз, торопливо закапали в подушку, быстро образуя на наволочке темные и мокрые пятнышки.

Ольга Артемовна встала поспешно и, еще раз улыбнувшись Игорю и ласково тронув его за плечо, быстро пошла к выходу, бормоча что-то себе под нос, вроде того — некогда мне тут с вами, ребята… Сами уж теперь разбирайтесь…