Партия расстрелянных

Вторая группа «упомянутых» включала нескольких большевиков, которым «посчастливилось» умереть естественной смертью, и обойму «ближайших соратников», само наличие которой свидетельствовало: Сталин принял окончательное решение оставить их на свободе. По-видимому, не случайно выход «Краткого курса» совпал с завершением арестов старых большевиков. Место почти поголовно истреблённых героев Октябрьской революции и гражданской войны на страницах учебника заняли люди, не принимавшие никакого участия в этих событиях, либо игравшие в них незначительную роль. «Новая история,— писал по этому поводу Троцкий,— превращает всех вождей большевистской партии в изменников, а участниками гражданской войны, победоносного восстания назначает нынешних адъютантов Сталина». Крайним выражением этих исторических манипуляций была фраза о том, что «в Белоруссии подготовлял солдатскую массу к восстанию т. Ежов». В этой связи Троцкий напоминал, что, «когда Ежов впервые появился на арене большой политики в 1935 г., имя его не было известно решительно никому» [1064]. Впрочем, имя Ежова, о судьбе которого Сталин к моменту выхода «Краткого курса» ещё не принял окончательного решения, фигурировало лишь в первом издании книги. Изъятие двух упоминаний о Ежове стало единственным «выбросом» из «Краткого курса».

Конечно, Сталин не был бы Сталиным, если бы он не сочетал догматически-канонический подход к «Краткому курсу» с призывами покончить с начётничеством, буквоедством и схоластикой в общественных науках. Постановление ЦК от 14 ноября осуждало «боязнь смелой постановки теоретических вопросов», «упрощенчество и вульгаризацию», в результате которых «вопрос о роли личности в истории излагался некоторыми лжетеоретиками и пропагандистами с полуэсеровских позиций» [1065]. Таким образом, Сталин, одобривший книгу, насквозь пропитанную культовым духом, в постановлении о ней критиковал не что иное, как культ личности. Впрочем, вскоре это понятие было изъято из партийного лексикона — вплоть до 1953—1956 годов, когда преемники Сталина стали использовать его для характеристики всей совокупности сталинских ошибок и преступлений.

Попутно постановление ЦК включало ещё один важный сюжет, непосредственно не относившийся к рассматриваемым в нём вопросам истории. Оно требовало покончить с «пренебрежительным отношением» к советской интеллигенции, которое объявлялось в безапелляционно-приказном и угрожающем тоне «диким, хулиганским и опасным для советского государства» [1066]. Эти положения служили теоретическим обоснованием окончательного перемещения социальной опоры сталинского режима с рабоче-крестьянских масс на верхушечный слой интеллигенции, превратившийся во вторую — после правящей бюрократии — привилегированную группу советского общества.

В период великой чистки было завершено перемещение в спецхраны библиотек всей выпущенной ранее историко-партийной литературы, которая была заменена бесчисленными компиляциями, состоявшими из окавыченных или раскавыченных сталинских цитат и формулировок «Краткого курса».

После директивного запрещения «различных точек зрения» в трактовке вопросов теории и истории партии несколько поколений советских обществоведов, преподавателей общественных наук в школах и вузах, пропагандистов и агитаторов были обречены на механическое повторение всех нелепостей и фальсификаций, содержавшихся в «Кратком курсе».

Духовное калечение советских людей продолжалось и после поругания «Краткого курса» на XX съезде КПСС. Значительная часть историко-партийной литературы 20—30-х годов оставалась спрятанной в спецхранах. На всякое положительное и даже нейтральное упоминание о деятелях бывших оппозиций сохранялось безусловное табу. В новых учебниках, книгах и статьях по истории партии она представала по-прежнему во многом обезличенной.

Именно поэтому советские историки оказались не готовыми к тому, чтобы идейно противостоять валу антикоммунистической литературы, издававшейся в 50—80-е годы на Западе и с конца 80-х годов хлынувшей внезапным потоком на страницы советской печати.

В условиях, когда дозволенные версии истории большевизма носили фальсификаторский характер, литераторы и публицисты, стремившиеся к познанию исторической правды, вынуждены были разрабатывать свои версии этой истории в одиночку, либо пользоваться версиями, распространяемыми «самиздатом» и «тамиздатом». Этим объясняется тот факт, что даже такой выдающийся советский писатель, как Василий Гроссман в своих книгах «Жизнь и судьба» и «Всё течёт» вступил на путь очернения Ленина и ленинизма.

Великая чистка и сопутствовавшие ей исторические фальсификации глубоко деформировали социальное сознание советского народа, оттолкнули от коммунистического движения миллионы людей за рубежом. В результате этого Сталину удалось беспрепятственно заключить сговор с Гитлером, ставший прологом второй мировой войны. О событиях, предшествовавших этой, самой кровопролитной в истории человечества войне, я предполагаю рассказать в своей следующей книге «Мировая революция и мировая война».

Приложение I