Партия расстрелянных

Ещё находясь в Париже, Тито опубликовал три статьи, выражавшие восхищение «беспощадными чистками» в СССР. В статье «Троцкизм и его пособники» он обнаружил понимание сталинистского толкования «троцкизма», заявив: «От скрытых троцкистов часто слышишь: „Я не троцкист, но и не сталинист“. Кто так говорит, тот наверняка троцкист» [742].

В августе 1938 года Тито прибыл в Москву, где к тому времени было арестовано уже 800 югославских коммунистов. Здесь ему пришлось прежде всего написать пространное объяснение в связи с арестом его жены, немецкой коммунистки Л. Бауэр. В нём Тито сообщал, что просил жену «не иметь никаких связей с эмигрантами из Германии, так как боялся, чтобы кто-нибудь её не использовал её для вражеских целей по отношению к СССР». Тем не менее он каялся в том, что «здесь был недостаточно бдителен» и заявлял, что связь с Бауэр является «большим пятном» в его партийной жизни [743].

Впоследствии Тито называл своё пребывание в Москве самым трудным периодом в своей жизни. Он рассказал, что в то время «почти каждый югослав подозревался в троцкизме. В такой атмосфере один за другим исчезали югославские коммунисты, покинувшие родину из-за полицейского террора… вернувшиеся из Испании добровольцы, кто выжил в боях за республику, а также кто остался в Советской России после мировой войны, чтобы строить первое в мире социалистическое государство» [744].

Во время пребывания Тито в Москве ему было предъявлено обвинение в «троцкистских искажениях», допущенных при переводе им на сербохорватский язык IV главы «Краткого курса истории ВКП(б)». Это обвинение было снято лишь при рассмотрении его персонального дела Контрольной комиссией Коминтерна [745].

Как свидетельствуют архивные документы, в Москве Тито принимал посильное участие в расправах над своими товарищами по партии. Так, он написал записку на 50 страниц по поводу деятельности бывшего секретаря Сербского краевого комитета КПЮ П. Милетича, в которой называл последнего «закоренелым фракционером». Осенью 1939 года Милетич, отбывший многолетнее тюремное заключение в Югославии, приехал в Москву, где был арестован [746].

На заседании секретариата ИККИ, рассматривавшем «вопрос КПЮ», Тито выступил с докладом, в котором говорилось: «Перед новым руководством стоит задача чистки партии от разных фракционеров и троцкистских элементов как за границей, так и в стране… Наша партия… охотно примет любое решение, которое вынесет Коминтерн». Однако вожди Коминтерна сочли такое заявление недостаточным для того, чтобы окончательно передать в руки Тито руководство Югославской компартией. 30 декабря Димитров заявил, что Тито не заслуживает «полного доверия ИККИ» и для завоевания такого доверия должен «показать на деле, что он добросовестно проводит указания ИККИ». В ответ Тито заверил Димитрова, что позаботится о том, чтобы КПЮ смыла «перед Коминтерном грязь со своего имени» [747].

После этого секретариат ИККИ возложил на Тито полномочия по формированию нового ЦК. Перед отъездом из Москвы Тито высказал Димитрову мнение о том, что руководство КПЮ должно находиться в Югославии. «Какое руководство? — удивился Димитров.— Остался только ты, Вальтер (партийная кличка Тито.— В. Р.). Хорошо, что хоть ты есть, а то пришлось бы КПЮ распускать» [748].

В марте 1939 года Тито вернулся в Югославию, где провёл заседание «временного руководства», на котором было принято решение об исключении из партии коммунистов, арестованных в Москве, а также некоторых членов КПЮ, находившихся в Югославии и Франции,— по обвинению в троцкизме. Расследование «деяний троцкистов» он возложил на Джиласа и Карделя [749].

Расправы над югославскими «троцкистами» продолжались и во время войны. Одной из их жертв стал ближайший соратник Горкича Ж. Павлович, исключённый в 1937 году из КПЮ и выпустивший в 1940 году книгу «Баланс советского термидора», в которой описывались репрессии над югославскими троцкистами и «горкичевцами». Эта книга, на которую власти королевской Югославии наложили запрет, смогла увидеть свет лишь в конце 80-х годов. В 1941 году Павлович оказался на территории партизанской «Ужицкой республики», где был арестован. Джилас вспоминал, что Тито сказал ему: Павлович — полицейский доносчик. «Тот категорически это отрицал, даже несмотря на то, что его страшно били». Незадолго до падения «партизанской республики» Павлович был расстрелян [750].

Таким образом, единственная правящая коммунистическая партия, сбросившая в 40-х годах ярмо сталинского гегемонизма, возглавлялась лицами, запятнавшими себя активным участием в целой серии безжалостных чисток. Хотя после разрыва Тито со Сталиным советская печать называла югославских руководителей троцкистами, они не имели к троцкизму ни малейшего отношения, будучи в прошлом, напротив, закоренелыми сталинистами, истреблявшими троцкистов.