Партия расстрелянных

К началу 1921 года коммунисты составляли в Кронштадте относительно скромное меньшинство. Из 26 687 человек состава Кронштадтской базы только 1650 человек были членами и кандидатами в члены партии. Всего же большевистские ячейки военных и гражданских учреждений Кронштадта насчитывали в то время 2680 человек [877]. Из этих людей лишь единицы имели партийный стаж до 1917 года, а больше половины состояло из крестьян, вступивших в партию во время партийной недели, проходившей в сентябре 1920 года.

За время кронштадтских событий из РКП(б) вышло около 900 человек [878]. Остальные были подвергнуты жестоким преследованиям. 10 марта был опубликован приказ коменданта Кронштадта, обязывавший всех коммунистов в 2-дневный срок сдать всё имеющееся у них оружие. Несмотря на многочисленные ходатайства об освобождении коммунистов, находившихся к моменту восстания в госпитале, было принято решение «пока никого не освобождать». Коммунистам, остававшимся на свободе, угрожали арестом, если «будут поступать заявления с указаниями на их вредную деятельность» [879].

Учреждённым в первые дни восстания ревкомом были созданы тройки, на рассмотрение которых были всецело переданы вопросы об отстранении от занимаемых должностей бывших комиссаров и ответственных работников-коммунистов. Спешно образованные тройки обратились в свою очередь к ревкому с просьбой о срочном распоряжении «произвести поголовный обыск всех комиссаров, коммунистов и парт. работников, не считаясь с предыдущими обысками, и отобрать всё имеющееся у них оружие» [880].

500 коммунистов после начала мятежа были арестованы и посажены в кронштадтскую следственную тюрьму, где они организовали выпуск газеты, разъяснявшей смысл происходящих событий. Комиссар Балтфлота Кузьмин, приговорённый к расстрелу, был освобождён подоспевшими вовремя красными частями за несколько минут до приведения приговора в исполнение [881]. Кроме того, 165 коммунистов с оружием в руках покинули крепость, а 135 — перешли на нелегальное положение и, рискуя жизнью, вели пропаганду среди обманутых моряков [882].

Общее собрание заключённых коммунистов обратилось к временному ревкому с просьбой разрешить бывшему комиссару бригады линейных кораблей Зосимову отправиться в Москву на заседание очередной сессии ВЦИК с тем, чтобы осветить там истинное положение дел в Кронштадте. В ответ на это обращение ревком постановил: «Разрешения на поездку в Москву т. Зосимову не давать… так как… выпуск Зосимова может быть истолкован правительством РСФСР как слабость Вр. Рев. Комитета и желание его идти на компромиссы с Советским правительством, о чём речи быть не может, ввиду твёрдо выраженного желания народных масс Кронштадта навсегда освободить Россию от власти коммунистов» [883].

Мятежники обратились по радио с воззванием «к пролетариату всех стран», в котором говорилось, что белогвардейские генералы не руководят восстанием и никаких связей с заграницей восставшие не поддерживают. Между тем в гарнизоне всё большую власть захватывал начальник артиллерии, бывший царский генерал Козловский, а отсутствие в крепости продовольствия вынудило ревком завязать переговоры о поставке продовольствия с американских складов Красного Креста в Финляндии (ко времени подавления мятежа в Кронштадт поступило 400 пудов продуктов). В воззвании содержался призыв к «помощи довольствием, медикаментами, а главным образом военной помощью». «Главным образом,— говорилось в воззвании,— мы обращаемся к русским людям, которые очутились на чужой земле (т. е. к белоэмигрантам.— В. Р.). Мы знаем, что они придут к нам на помощь» [884].

Учитывая изменения в социальном составе кронштадтских моряков и практические действия ревкома, Троцкий замечал, что не следует брать на веру воззвания мятежников, носившие внешне революционный характер. Напоминая известную мысль Маркса: о партиях, как и о людях, нельзя судить по тому, что они сами говорят о себе, Троцкий писал: «Характеристика партии определяется гораздо больше её социальным составом, её прошлым, её отношением к разным классам и слоям, чем её устными и печатными декларациями, особенно в критический момент гражданской войны» [885].

Выступление кронштадтцев, протестовавших против сохранения методов военного коммунизма, совпало во времени с провозглашением X съездом РКП(б) перехода к нэпу. Впоследствии Ленин не раз признавал, что затяжка партии с этим переходом представляла грубую политическую ошибку. Из этого не вытекает, как подчёркивал Троцкий, что для умиротворения кронштадтцев было бы достаточно сообщить им декреты о введении нэпа. «Режим нэпа мог лишь постепенно умиротворить крестьянство, а вслед за ним — недовольные части армии и флота. Но для этого нужны были опыт и время» [886].