#Партия

Наверное, именно в тот день я впервые научился иначе соединять слова. И слово «любовь» вдруг перестало идти только с глаголом «заниматься», а фраза «я берегу» перестала нуждаться в словосочетании «для себя, любимого». В тот день я впервые осознал, что ты для меня значишь. Потом был мучительный перелёт в Лион, четырехчасовые переговоры с Мадлен Амальрик, её по-французски убийственный флирт, но уже заведомо обреченный на провал. Почему «обречённый»? Да потому что, испытав тот стыд, когда я впервые, по-настоящему, солгал тебе, я понял: я уже не смогу предать тебя. Но в этот день произошло ещё кое-что: я стал бояться тебя. Бояться поранить правдой о Лизе. Бояться лишний раз дотронуться до тебя, чтобы не превратить нас с тобой в типично-офисную трах-story. Я стал бояться обидеть тебя словом, жестом, неправильной интонацией, невыверенной эмоцией. В какой-то момент я вообще поймал себя на мысли о том, что я стал сочинять для тебя и себя логичные объяснения всем своим словам и поступкам. Я стал бояться тебя нас себя. И именно поэтому я сейчас еду домой, и вместо того, чтобы идти к тебе, я двигаюсь от тебя. Ты в своей собственной зоне комфорта. А я еду в квартиру, где меня ждёт… А собственно, там меня ничего не ждёт, кроме одиночества и звенящей в ушах тишины, отрывающейся от стен, окон и потолка, поглощающей даже эхо моих шагов. Тишина когда-то я отчаянно благотворил её. А теперь также отчаянно ненавижу…

Знаешь, наверно, я выразил всё это очень сумбурно, я даже пытался написать тебе об этом в письме, но не могу больше. Не хочу. Я устал. Изголодался, продавлен, убит. «А-4». Видимо, эти дни и впрямь были безумными, но я больше не хочу притворяться или что ещё хуже! продолжать ломать себя под тебя. Потому что, как бы я ни пытался подделаться, я уже не смогу измениться. Я такой, какой я есть. И я до одури хочу обратно к твоим рукам, глазам, запаху, голосу. Пойми ты наконец, я не тебя хочу я хочу к тебе!

Просто я очень хочу к тебе… «Как странно, проносится в моей голове. Оказывается, простое сочетание слов «я хочу» и «к тебе» может вывернуть наизнанку всю душу».

Решение вызревает мгновенно, само собой. Оглядываюсь. Судя по съезду, таксист готовится свернуть к Новоясеневскому проспекту.

Притормозите.

«Водила» вздрагивает и приглушает музыку. Оборачивается:

Что? Сменить радиостанцию? Так она вроде ничего…

Я говорю, чеканю я, остановите машину.

Таксист моментально пристраивается к тротуару, включает «аварийку», испуганно косится на меня в зеркало заднего вида.

Свет в салоне включите, я ищу в телефоне кнопку вызова. Таксист, спохватившись, заодно и регулирует громкость радио. Принимается барабанить пальцами по рулю, старательно смотрит вперёд, делая вид, что не будет слушать мой разговор. Но мне наплевать. Гудок, второй, третий…

«Возьми трубку, Наташа!» На четвёртом гудке раздаётся щелчок и немного сонное:

Саша, ты?

Руку готов заложить, что она сейчас либо ноги в спираль заворачивает, либо грызёт губы.

Да, я. Привет. Разбудил?

Павлова приходит в себя быстро:

Нет, я книжку читала… А ты долетел? Всё нормально? Что-то случилось?

Да. То есть нет. То есть я… Я тру лоб, мучительно ищу слова и наконец выдаю то, что с самого начала хотел ей сказать: Слушай, я рядом с твоим домом. Можно, я приеду?

Да, выдыхает она. Да… Конечно, да.

То есть всё-таки ждала? Я смеюсь.

Нет!

«Нет? Павлова, поверь мне: враньё не твоя фишка».

Какая у тебя квартира?

Пятьдесят один. Забыл?

Нет: код домофона подбираю.

Она называет. А я откуда-то знаю, что она улыбается. Я просто это знаю.

Разворот такси на сто восемьдесят градусов. Профсоюзная улица, её подъезд. Золотистый свет уже знакомого фонаря, бросающего раструб света на такие же золотистые листья голых черных деревьев. Домофон. Четыре кнопки, потом «звездочка» и номер квартиры. Щелчок и дверь подъезда открыта. Дребезжащий лифт. Пятый этаж. Холл. Распахнутая дверь квартиры. На пороге стоит Наташка. Огромные голубые глазищи, дурацкий синий халатик, голые ноги, босая стопа одной ноги на другой. И улыбается да так, что мне хочется стукнуть по кнопке жизни, чтобы оставить этот кадр на вечной паузе и бесконечно смотреть на него…

Скучала? Швырнул сумку на пол, захлопнул дверь.

Нет, качает головой и смеётся. «Смешная малявка…» Заботливо сдвигает соболиные брови домиком:

Ты голоден?

Очень. Не сводя с неё глаз, стащил куртку, пристроил её на вешалку. Скинул кроссовки. Шагнул к ней.

Есть супчик с фасолью и картофельная запеканка, Наташка заложила за спину руки.