#Партия

Да ничего: попросила меня ключи тебе передать.

И всё?

И всё.

И больше она ничего не просила?

Нет. Она просто попросила передать тебе эти ключи… Слушай, ну что ты дёргаешься? Ну побегает и прибежит. Ну или поищи её у родных.

«Если б я знал, где её родные живут, то я бы с тобой не разговаривал».

А у тебя случайно телефончика её отца или матери нет? А то я куда-то его записал, а теперь найти не могу. Я решил сыграл в простачка.

Не-а, нету. Сосед собрался почесать живот, но спохватился. Одёрнул майку, тоскливо посмотрел на меня: Слушай, ну не знаю я, чем тебе ещё помочь. Ну поругались ну помиритесь. Ну или вот, сходи к её матери: она в Доме моды на Кузнецком мосту работает. Имя и отчество знаешь?

Тамара Васильевна, кажется?

Точно, Тамара Васильевна. Слушай, там скоро футбол, сосед бросил печальный взгляд куда-то в недра квартиры туда, где, очевидно, были диван, пиво и телевизор.

Последняя просьба, я шагнул ближе, оперся о косяк, блокируя дверь.

Ну давай, неохотно кивнул сосед.

Если Наташа вдруг объявится, то позвони мне, ладно? Ничего ей не говори, просто мне набери. А я тогда твой должник.

Но… попытался смыться от новой проблемы сосед.

Вот, запиши!

Продиктовал ему номер. Убедившись, что сосед вбил его в свой телефон и всё записал точно, я попрощался. Сосед загнал такс в квартиру и с явным облегчением захлопнул дверь. Я дождался лифта, спустился вниз и вышел на улицу. Шёл крупный снег.

«Где же ты?»

Ветер бросил мне в лицо мокрые белые хлопья. Я поёжился, запахнул куртку и побрёл к машине Антона.

Теперь куда? меланхолично поинтересовался Антон, откладывая книгу.

Никуда. Дальше я сам.

Антон явно повеселел. Я вытащил из его багажника сумку и рассчитался. Прогревая машину, посмотрел на удаляющиеся от меня фонари «Форда», подумал и позвонил своему соседу снизу. Попросил подняться к моей квартире и проверить, горит ли сигнализация.

Привет. Горит. Слушай, там футбол. Гульку в следующий раз попроси?

Попрошу. Спасибо. Извини, что помешал.

Ладно, свои люди, сочтёмся.

Я повертел телефон в руках. «Итак, Наташи у меня всё-таки нет. А жаль. Хотя на что я рассчитывал? Что Павлова устроится у меня на диване, продолжая играть в обиженную?»

Подумал и набрал Ленке.

Ну, чем обрадуешь? язвительно спросила Коростелёва.

А я сейчас к тебе приеду. Ты дверь мне откроешь?

А что, у меня другие варианты есть? съязвила Ленка. Я благоразумно промолчал. Она вздохнула: Ладно, приезжай, и дала отбой. Я включил щётки, сгоняя полосами снег, липнувший к лобовому стеклу. Выехал на Теплостанский проезд, повернул в сторону Ленинского. Разглядывая полупустой проспект с мутными желтыми глазницами фонарей, я думал о том, что в сущности это глупо, раскаиваться. Потому что раскаяние это не признание твоей личной неправоты, а страх, что пришло время расплачиваться. И вся логика обмана, по большому счёту, покоится на двух китах: на желании казаться тем, кем ты не являешься на самом деле, или на необходимости спрятать своё личное слабое звено и считать, что твои скелеты в шкафу это выданное Богом «наследство». Но самое интересное, что вести себя так нас заставляет не жизнь, не окружающие нас люди, а наша собственная защитная реакция. Это наш персональный демон, живущий в той части твоей души, которую кто-то когда-то пнул, надломил, обидел, обжёг, не понял. Просто не принял.

Моя беда заключалась в том, что пытался ложью обезопасить пространство вокруг нас с Павловой. Наташа делала тоже самое. Но мы действовали по одиночке, и мы проиграли оба, в то время, как наши демоны ждали того момента, чтобы обречённо спросить у каждого из нас: «Вот так. Ты же знал, ты же знала, что всё так и будет? Он ведь такой же, как все, и он снова тебя ударит. Так что давай, возводи новые защитные стены, укрепляй свою оборону это же самый правильный ход».

Может быть. Но с нами так больше не будет.

Перестроившись в левый ряд, я свернул к белому двенадцатиэтажному дому, где жила Ленка. Пристроив машину между старым «Вольво» и красными «Жигулями», пересёк двор, стукнул пальцем по кнопкам домофона. Щелчок и глухой Ленкин голос:

Саш, ты?

М-м. Впусти.

Писк замка дверь открыта. Крутая лестница с широкими, «сталинскими» пролетами. Четвертый этаж. Дверь, оббитая глянцевым дермантином. Пока Коростелёва возилась с тремя замками («наследство» от бывшего мужа), я, подумав, отошел к лестнице и сел на ступеньку. Ленка высунула из-за двери нос. Я положил локти на колени, разглядывая её лицо. Ленка весело хмыкнула:

Господи, прямо школьник… Может, тебе газету под попу дать, или всё-таки зайдешь в квартиру?

Не-а, не зайду. А ты лучше иди сюда и меня угости сигаретой.

Ну, как скажешь, Ленка поёжилась. Ладно, сейчас приду, только захвачу пачку. Ну, и кофту накину.

Ага, накинь, накинь, покивал я.