#Партия

Да. Прихватив сумку за ручку, послушно топаю следом. Александр Владимирович направляется на второй этаж, но задерживается рядом с киоском «Роспечать». Шлёпает свою сумку на пол, командует: «Подожди меня здесь», после чего устремляется к стендам с газетами. Долго перебирает их, в конце концов откладывает в сторону «Le Monde», «Financial Times» и «Ведомости». Чувствуя себя сторожевой собакой у хозяйской авоськи, я заплетаю ноги и ощущаю, как во мне кто-то потихоньку включил кнопку «раздражение». Ещё бы: вместо того, чтобы расплатиться, Васильев принимается любезничать с продавщицей (спорим, это назло мне?). Я тяжело вздыхаю, глядя на детские игры взрослого мужика (хотя, откровенно говоря, всё это мне неприятно). Очень хочется сорваться. Васильев протягивает продавщице деньги, получает от неё улыбку, в придачу пачку «Orbit» и вальяжным шагом возвращается ко мне. Забрасывает свою сумку на плечо и направляется в сторону чёрно-оранжевой «Кофемании». Прихватив свою сумку, иду следом.

Выбирай столик, лениво предлагает Васильев.

Мне всё равно.

Васильев плюхает сумку на стул ближайшего к нам стола. Роется в карманах, вытаскивает бумажник:

Что ты будешь?

Обычный кофе. Только, если можно, побыстрей.

А вот это уж как пойдёт, небрежно замечает он и двигает к буфету. Усевшись на стул, я сверлю взглядом обтянутую светлой замшей спину и облепленные джинсами ноги, пока их хозяин балагурит с девочками в черных фирменных футболках, и, кажется, рассказывает им какую-то забавную историю, потому что девочки дружно хохочут. Наконец Васильев возвращается с двумя бумажными стаканчиками. Один протягивает мне.

Спасибо, благодарю я.

Не за что. Отбрив меня взглядом, Васильев устраивается на стуле напротив, закидывает ногу на ногу. Разворачивает «Ведомости» и, отпивая из стаканчика, погружается в какую-то длинную и, несомненно, занимательную статью. Допив свой кофе, я подперла щёку и уставилась на Васильева. Минут через пять, когда меня уже окончательно сводит с ума мерный шорох газетных страниц, покачивающая нога в оранжевом «кроссовке» и то движение, которым мой шеф доставляет в желудок кофе, громко кашляю. Васильев откладывает в сторону «Ведомости» и принимается за «Le Monde».

Александр Владимирович, поигрывая пустым стаканчиком, начинаю я а может, мы с вами всё-таки поговорим?

Быстрый взгляд на меня из-под ресниц, после чего газета с преувеличенной тщательностью складывается. Длинные пальцы выбивают ритм на обтянутом серым денимом колене.

А о чём нам разговаривать, Наталья Борисовна? светским тоном осведомляется он.

Ну, я, например, очень хочу извиниться за то, что…

Наташ, Васильев устало морщится. Что ты видишь? и он кружит указательным пальцем в паре сантиметров от своего лица.

Ну, по-моему, вы на меня обиделись. Откидываюсь на деревянную спинку стула.

Обиделся? Ты считаешь, это подходящее слово? едко иронизирует он. Нет, дорогая моя, я на тебя не обиделся. Я на тебя зол так зол, что очень боюсь сказать тебе сейчас что-то такое, о чём я потом пожалею. Но ещё больше мне не хочется, чтобы ты, взмах руки и поворот пальца с указанием на меня, чтобы ты сейчас сказала мне что-то, из-за чего мы с тобой сразу же отправимся на регистрацию, где и аннулируем твой билет в Прагу. Так что поговорим после. А пока помолчим, Васильев разворачивает газету.

Как хочешь, вздыхаю я и поднимаюсь со стула. Тогда я пойду по залу погуляю.

М-м, погуляй, погуляй, и Васильев углубляется в сводки.

«Пассажиры приглашаются на рейс…»

Через два часа, прошедших в его чтении всех имеющихся у него газет и моем путешествии по всем магазинам «Домодедово», мы наконец устраиваемся в салоне бизнес-класса.

Садись к окну, Васильев пропускает меня вперёд, я передаю ему свою сумку, которую он, потянувшись, отправляет в багажный отсек над нашими головами. От его движения футболка под распахнутой курткой ползёт вверх, и я успеваю заметить впадину жёсткого живота и узкую дорожку чёрных волос, исчезающую под крупным ремнем. Моргнув, отворачиваюсь. Бросив на меня быстрый взгляд, Васильев поддергивает джинсы и садится на соседнее ко мне кресло. Я принимаюсь грызть заусениц, он откидывается на спинку серого сидения и роется в синем кармане с журналами, прикреплённом перед нашими креслами. Вот тут-то в моём сознании и начинает зарождаться война между совестью и теми силами, которые всегда призывают разделить чувство вины на двоих, а ещё лучше переложить всю ответственность на Васильева.

«В конце концов, он первым начал. А из самолёта он меня уже не выкинет», мстительно думаю я. Когда я уже открываю рот, чтобы устроить какой-нибудь укорот, Васильев закрывает глаза, явно собираясь вздремнуть. Оценив эту новую позу с прежним девизом «отстань от меня, не хочу с тобой разговаривать», презрительно кривлю губы, достаю из стойки наушники и демонстративно отворачиваюсь к окну. Серый, кажущийся влажным, асфальт под нами начинает разбег (в действительности это наш «боинг» разбегается по взлётной полосе), самолёт набирает скорость и прыгает в синее небо.